Порученец царя. Нарвский дьявол - [11]

Молодецкий свист пронзил сумеречную тишину, потом в просветах между ровными стволами деревьев появился всадник. Высокий рост, белая рубаха и широкие красные штаны казака бросались в глаза, привлекли внимание пловца. Он отряхнул голову, затем, помогая ладонями, смыл с тела пот и пыль, после чего не спеша поплыл навстречу устало слезающему на прибрежную зелёнь скудного разнотравья товарищу.

4. Праздник города

Богатая из-за посредничества в торговле между странами балтийского моря и русскими землями Нарва веселилась, очередной день города отмечался разгульным праздником. В безоблачной и приятно прохладной ночи взрывы петард виделись далеко, а где не было уже слышно их хлопков, разбегающиеся в звёздном небе крошечные огоньки можно было принять за звездопад и загадывать множество желаний. Но в самой Нарве загадывать желания было некогда. Главные улицы гудели от столпотворения разодетой толпы местных горожан и приезжих гостей, а похожие на зеркала окна домов помогали факелам и фейерверку освещать места главных событий. Казалось, в городе не было никого, кто бы улёгся спать или предался созерцательным настроениям.

Седовласый мастер, камзол военного покроя которого был расстёгнутым, встряхивал взлохмаченной головой и перебегал на худых ногах от одного воткнутого у крепостной стены прута к другому, поджигал охвостья прикреплённых к ним ракет. Ракеты с громким шипением оживали, дергались, словно хотели разорвать невидимые цепи, и вдруг устремлялись в темноту над городом, чтобы через мгновения выше самого высокого церковного шпиля быть разорванными вспышками разноцветных огней. Под ногами у мастера фейерверков суетились бесстрашные дворняги, но они не мешали творить важное для праздничного настроения дело, и каждая удачно взлетевшая ракета, как будто придавала крепость вину и пиву, вызывала в разных местах одновременные крики одобрения.

– Виват! Виват! – горланили бюргеры на главной площади, соперничая с русскими купцами по числу выпитых кружек местного пива.

Русские купцы пили много и шумно, не желая уступать шведам, и вели себя так, будто и не в гостях были они, а на своей земле. Знали, что Нарва живёт торговлей с Московией и шведы стерпят многое ради поддержания сложившихся товарообменных отношений. К тому же город этот в деловых и государственных бумагах русские упрямо называли Ругодивом, постоянно напоминая, что он был основан в давних, былинных веках их могучими предками и лишь полсотни лет назад был обманом отнят шведским королём в страшные десятилетия Великой Смуты и воровски переименован. А главный военный гарнизон располагался в неприступной крепости Ивангород, возведённой царём Иваном Грозным на острове против причала, и она мрачными очертаниями высилась над городом, как знак неискоренимого напоминания о праве русских вернуть его при благоприятных обстоятельствах.

Слово за слово, и старые обиды сломали хрупкую плотину, которая удерживала страсти, русские купцы и бывшие с ними слуги разругались и сцепились со шведскими бюргерами, а свалка переросла в кулачное побоище. Расталкивая с помощью обитых кожей палок возбуждённую криками толпу, к месту драки пробилась бдительная карнавальная стража с надетыми на головы медвежьими масками. Красный от выпитого кряжистый русский купец, сам как зрелый медведь, перекрестил увесистый кулак, плюнул на него для удачи и с замахом опытного бойца попытался сразить ближайшую из вмешавшихся медвежьих харь. Но она увернулась, а ему живо заломили руки за спину и стукнули увесистой палкой по затылку. Привычная к таким дракам карнавальная стража, набранная из рослых солдат гарнизона, выхватила и окружила зачинщиков, двоих шведов и двоих русских, быстро восстановила порядок, утихомирила толпу.

Виновных в драке повели среди людского гомона и провели к ярко освещаемому коптящими факелами тронному возвышению посредине ратушной площади, где в креслах сидели избранные король и королева праздника, а рядом устроилась их свита. Начальник караульной стражи кратко доложил им о происшествии, и по его знаку в круг перед троном втолкнули виновных. Пышные усы пьяного короля явно нравились белокурой и пухлой восемнадцатилетней девице, которая старалась выдерживать роль королевы, с трудом подавляя в себе простодушную склонность к беспричинному смеху. Он наклонился к её уху, что-то прошептал, щекоча ухо усами, и она, охотно прислушиваясь, зарделась, прикрыла рот ладонью, чтобы не рассмеяться. Довольный произведённым на неё впечатлением король с важным взмахом руки крикнул в толпу, разодетую придворным зверьём:

– Какое дадим им наказание?

– Самое страшное! – весело заревела хмельная толпа. – Они не должны увидеть окончания праздника!

Под неверный бой барабана представительница свиты с маской лисы поднесла к виновным серебряное блюдо, и они волей-неволей вынуждены были выложить на него по серебряной монете. Слуги короля внесли в круг по бадье с пенящимся тёмным пивом и поставили перед наказанными купцами и бюргерами. Кряжистый чернобородый купец первым поднял предназначенную ему бадью, шумно выдохнул и припал ртом к краю. Его примеру последовали трое других осуждённых карнавальной властью.