Порученец царя. На стороне царя - [7]

И он объяснил, как это можно сделать. Услышав, что ему предлагалось, юноша поморщился. Подумав, посветлел лицом.

– А чем они лучше? – стал он убеждать себя вслух. – Да и вряд ли получится. У них лошади лучше. – Вдруг решившись, оживлённо притопнул ногой. – Тогда утрою ставку!

Гончей передалось его возбуждение, она вскинулась передними лапами на край кровати и тявкнула. В комнате притихли, потому что ступени лестницы скрипнули, к двери скоро приблизились решительные шаги девушки.

– Борька, ты опять здесь? – едва открыв дверь, сказала она с порога, обращаясь только к собаке.

Легкое домашнее платье преобразило её. Ей едва ли исполнилось девятнадцать лет, но она казалась гораздо серьёзнее брата и вела себя хозяйкой дома. Золотистые волосы, тонкие брови и ясные большие глаза, цветом напоминающие изумруды, подчёркивали чистую белизну кожи, а между припухлыми губами, когда она разговаривала, виднелись крепкие белоснежные зубки. Она привлекала взгляд, как сочное и свежее яблоко, которое жалко надкусывать и невозможно представить, что, раз надкусив, решишься выбросить. От неё веяло непривычным для постоянного скитальца настроением семейной ответственности. Это тревожило Удачу, притягивая и пугая. Она подхватила золочёный ошейник собаки и строго распорядилась:

– Борька, пошли!

Гончая поднялась неохотно и с опущенным хвостом поплелась за нею на выход. Юноша живо обогнал их, но за дверью налетел на кого-то, кто был там, будто крался подслушивать.

– Фридрих Иванович?! – с шутовским удивлением воскликнул он и быстро отступил назад. – Я вас не ударил?

Весело рассмеявшись, как отрок, который осознал, что вырос и покидает дом, а с ними и нудные обязанности, он чуть ни вприпрыжку слетел с лестницы вниз, выскочил с крыльца в подворье. Удача цокнул языком. Собака обернулась, увидала показанный кусок пряника, выразительно сунутый под подушку, и встала на месте, заартачилась у порога. Девушке пришлось дёрнуть ошейник, и она надменно заметила раненому:

– Прекратите!

– Дарья Афанасьевна, – показался за порогом рыжий и среднего телосложения немец в дорогом сюртуке. Несмотря на тридцатилетний возраст, давний секретарь Ордин-Нащокина и одновременно учитель его детей, в отсутствие хозяина он исполнял роль наставника. Он не скрывал неприязнь к временному жильцу комнаты и высокомерно не переступал порог, оставаясь в коридоре, откуда обращался к девушке с холодным достоинством: – Вам ещё надо перевести две положенные на день страницы с латыни.

В подчёркнуто вежливом полупоклоне выпустив её из комнаты, он сам плотно закрыл дверь снаружи.

Оставшись один, Удача поднялся с узкой кровати, распрямил спину. Ступая по комнатке, разминая плечи, изгибаясь телом, как кот после долгого лежания, он каждой мышцей с наслаждением ощущал возвращение гибкости членов и принялся обдумывать, каким образом с успехом осуществить, о чём договорился с сыном Нащокина.

Лесная дорога была сухой и торной, разделяла два пригородных дачных поместья знати, однако ею пользовались нечасто, и растительность теснила её с обеих сторон вдоль каждой колеи. Отдаваясь возбуждению от быстрого движения, опьяняющему после двух недель малоподвижного существования, он мчался по левой колее, неумолимо нагоняя отряд молодых, красочно разодетых наездников. Оглядываясь, они рассредоточились и перекрыли дорогу, намереваясь не позволить ему оказаться вперёди. Это его не беспокоило. Главное, чтобы не догадались, что за ними скачет не тот, с кем они поспорили на крупный выигрыш. Красный, обшитый золотыми шнурками охотничий камзол юноши он расстёгнул до пояса из опасения разорвать в плечах, а волосы убрал под коричневую, подбитую соболем лёгкую шапку и пригибался к шее Белохвоста, скрываясь лицом за головой жеребца.

Белохвост чувствовал опытного всадника и нёсся стремительно, доверившись полностью и отзываясь на любое его движение, как будто они слились в неразрывное целое. Ватага участников скачки вырвались из леса к реке, на луговом берегу повернула к прибрежному холму. Удача пришпорил жеребца, слегка привстал в стременах, облегчая ему нагрузку на спину, и тот понёсся, будто выпущенная с натянутой тетивы стрела. Они нагнали ватагу молодой знати, и он заставил Белохвоста прыгнуть к воде, где соперникам трудно было помещать обгону и удалось отвернуть от них лицо. Иногда попадая в воду копытом и разбрызгивая её, конь под ним быстро обогнал берегом всех соперников и взлетел на холм. За холмом надо было опять вернуться на лесную дорогу, и Удача погнал коня в отрыв от остальных скакунов, оставляя в стороне всё реже мерцающие отсветы серо-голубой глади реки. Грива жеребца развевалась, копыта взбивали слабую пыль, она дымкой накрывала скачущих следом наездников, которые ожесточённо нахлёстывали легконогих коней, но не могли удержаться даже на определённом расстоянии от хвоста с белой проседью. Их гиканье и возгласы отставали и отставали.

Углубились в лес, потом пересекли край поля, и под ногами аргамака замелькали тени высоких сосен. Увидав плавный заворот дороги к густым зарослям смешанных деревьев и кустарников, Удача начал постепенно замедлять бег жеребца, не перегружая ему сердца слишком резкой сменой скорости бега и давая возможность передохнуть от испытанного напряжения скачки, а возле двух старых, будто вырастающих из одного корня, лип поднял на дыбы. Недовольный остановкой жеребец храпел и дрожал мускулами под потной кожей, весь во власти переживаний гонки. Соскользнув на землю, наездник придержал его, как умеют делать только степняки, пока в седло не запрыгнул выскочивший из зарослей Воин.