Портрет тирана - [3]

Часть первая КАК ЕМУ ЭТО УДАЛОСЬ?

Проба первая

31 марта 1918 года лидер меньшевиков Л. Мартов выступил в своей газете «Вперед» с задиристой статьей против большевиков. «Еще раз об артиллерийской подготовке». Там была одна примечательная фраза, с которой все и началось:

«Что большевики искони призывались к разного рода удалым предприятиям экспроприаторского рода, хорошо известно хотя бы тому же т. Сталину, который в свое время был исключен из партийной организации за прикосновенность к экспроприациям».

Обвинение серьезное. (Еще в 1906 году IV съезд РСДРП/б/ принял резолюцию, осуждающую «захват денег под именем или с девизом социал-демократической партии». Съезд призвал членов партии бороться против экспроприаторов).

Как же поступил Сталин? Может быть, самое разумное было бы промолчать. Каждый день приносил столько нового, что наскок Мартова в этой крутоверти вскоре забылся бы. Нет, член ЦК и народный комиссар по делам национальностей отреагировал сразу: привлек Мартова к суду революционного трибунала по делам печати. Без формальностей, в обход народного суда. Сталин договорился непосредственно с председателем трибунала.

Лидер меньшевиков пытался протестовать.

Протест отклонили. Тогда Мартов подал ходатайство о вызове свидетелей, назвав их поименно.

1. Исидор Рамишвили, социал-демократ, известный общественный деятель. Будучи председателем ревсуда, установил факт участия Сталина в экспроприации парохода «Николай I» в 1908 году.

2. И.Э. Гуковский, большевик, наркомфин. Расследовал в том же году дело о покушении на жизнь рабочего Жаринова, изобличавшего Сталина в причастности к экспроприации.

3. Степан Шаумян, один из руководителей Закавказского областного комитета большевистской партии.

4. Ной Жордания, глава правительства Грузии, один из лидеров меньшевиков Закавказья.

Эти люди давно знали Джугашвили-Кобу-Сталина. Он был известен им как экспроприатор, нарушитель партийного решения. Известно им было и еще кое-что из сложной биографии наркомнаца.

Мартов назвал и других свидетелей, из большевиков: Ворошилова, Самойлову, Ежова, Мирова, Панишева, Фролова, Дживладзе, Спандарьяна. Последние двое были особенно важны, они могли бы дать весьма существенные показания.

Фамилии свидетелей 6 апреля появились в газетах «Вперед»[1], «Известия», «Правда». Никаких документов Мартов предъявить не мог. Решение подпольного областного комитета Закавказья об исключении Сталина из партии не сохранилось: в те годы старались обходиться без всяких записей.

Следующий ход Сталина. Дело приняло явно скандальный характер. Надо было спасать положение. У Мартова — свидетели. У Сталина — государственный аппарат. Кто сильнее?

На заседании трибунала Сталин называет Мартова гнусным клеветником. «Чтобы его обезвредить, — говорит наркомнац, — нужно Мартова судить. Дело надо заслушать немедленно, не оттягивая его до вызова свидетелей».

Смысл игры не так примитивен, как может показаться на первый взгляд. Сталин боится свидетелей — это ясно, но куда более важное содержится в энергичном словечке «немедленно». В нем слышится указание государственному аппарату учинить расправу над Мартовым. Но как это сделать, под каким предлогом? Исходная позиция такова — Мартов гнусный клеветник. И клевещет он вовсе не на него, Сталина, лично, — не этим возмущен наркомнац, нет, не этим. Мартов клевещет на партию! Вот что возмутило Сталина, вот почему он предлагает судить Мартова. Лидер меньшевиков заявил об исключении из партии одного Сталина, а нарком Сталин в «Правде»[2] приписал Мартову слова об исключении всего бакинского комитета.

С 31 марта прошло всего несколько дней. Каждый мог взять газету «Вперед» и уличить Сталина, мягко говоря, в передергивании. Почему же он пошел на столь явное искажение опубликованных фактов? Сталин рассчитывал — и не без оснований — на поддержку правительства. А взамен, как некий гарант, правительство ожидало получить хотя бы видимость опровержения «клеветника».

На заседании трибунала обвинителем от имени «потерпевшего» выступил Л.С. Сосновский. Мартова защищали Александров и Лабинский. Спорили ожесточенно. Прения сторон затянулись. Сталин вновь потребовал осудить «клеветника» и ни в коем случае не вызывать свидетелей. Но Мартов не зря слыл блестящим полемистом. Он напомнил трибуналу случай с провокатором Малиновским. Еще в 1914 году, в Швейцарии, Мартов публично высказал недоверие Малиновскому, как возможному агенту царской охранки. Мартова привлекли к суду, но свидетелей представить он не смог. Тогда большевики обвинили его в клевете. Прошло несколько лет, член большевистской партии Малиновский был разоблачен как провокатор. В восемнадцатом году Мартов был далек от подобной параллели, он многое не знал, ему важно было убедить суд. В заключение он сказал:

«Если нельзя будет допросить свидетелей, — это мое несчастье, но если они не будут допрошены потому, что этого не хочет Сталин, — то это его несчастье…»

И суд не устоял: слушание дела было отложено на неделю для вызова свидетелей.

Победа Мартова? Казалось бы! Но следующий ход за Сталиным. И он делает этот ход, вернее, за него неожиданный ход делает правительство: ревтрибунал по делам печати ликвидирован.