Портрет смерти. Холст, кровь - [4]

– Пожалуйста, вот мой паспорт, – посетительница извлекла маленькую книжицу. – Российского нет, только такой.

Эльвира Эндерс, двадцать шесть лет, гражданка Испанского королевства, замужем…

– Спасибо, Эльвира Эдуардовна, – я вернул посетительнице документ. – Признаться, поражен.

– И я, – поддержала Варвара. – Устраиваются же некоторые…

Вторая часть фразы вырвалась, очевидно, непроизвольно, под влиянием высоких чувств. Варвара редко хамит потенциальным клиентам. Эльвира грустно посмотрела на нее.

– Простите, – сказала Варвара. – Обычный комплекс русской бабы.

– Ладно, – очнулся я. – Вы же пришли не просто так, Эльвира Эдуардовна? У вас пропало что-то ценное?

– Мой муж, – кивнула Эльвира.

И снова тягостная минута молчания и печали.

– Э-э… – начал я потихоньку пробуждаться. – Видите ли, Эльвира Эдуардовна, в компетенцию нашего агентства как-то не очень входит поиск пропавших людей…

Громко кашлянула Варвара. Сделала страшные глаза и за спиной посетительницы стала накручивать пальцем у виска. Эльвира обернулась, Варвара стала поправлять завитушки на висках.

– Впрочем, мы охотно вас выслушаем, – допустил я.

– Спасибо, – кивнула Эльвира. – Вы так милы. Сама я родом из этого города, обучалась на экономическом факультете местного университета. Но так распорядилась судьба, что в начале двухтысячных я отправилась жить в Испанию. Потом умерла мать, пришлось самой зарабатывать на жизнь. Я работала… в одной организации, – посетительница задумалась, что бы еще сказать.

Варвара быстро застрочила фломастером в блокноте. Показала из-за спины Эльвиры. «Танцовщицей в стрип-баре».

– Я работала секретарем у директора местного яхт-клуба, жила на окраине Мариньи в маленьком арендованном домике…

«Я же говорила», – быстро написала Варвара.

– Мы познакомились случайно, два года назад. Мужчина пришел в яхт-клуб, у него было дело к нашему директору Фернандо Дьюччи. Он обратил на меня внимание, предложил поужинать. В мужчине не было ничего экстравагантного… по крайней мере, в тот день ничего не было. Невысокий, обычной наружности… только волосы сильно торчали. Он так умело ухаживал, внимательно меня слушал, признался, что тоже наполовину русский. Мы поехали к морю, потом в мотель, и только утром он признался, что его фамилия Эндерс, у него особняк в Маринье на Плата-дель-Торо… ну, там, мировая известность, все такое. Кто же не знает художника Гуго Эндерса?

– Кто-то не знает, – пожала плечами Варвара. – Рискну предположить, что этих людей – абсолютное большинство. Навестите, например, районный русский городок за гранью цивилизации. Можно испанский городок – думаю, невелика будет разница…

– Моя мама была искусствоведом, – улыбнулась Эльвира. – А отец торговал антиквариатом. У меня у самой – высшее образование. И справка об окончании школы декоративного искусства. Итак, уже два года мы проживаем на Плата-дель-Торо…

– Опишите, пожалуйста, внешность вашего мужа, – попросил я.

– Сорок семь лет, – пожала плечами Эльвира. – Обыкновенная, ничем не примечательная внешность. Рост примерно метр семьдесят два, в меру упитан, серые глаза, длинные волосы… если он не связывает их пучком, они торчат в разные стороны, – женщина замялась. – После свадьбы проявились некоторые странности Гуго и… временами просто несносный характер. Нет, он всегда меня любил, но мог позволить накричать, обидеть, демонстративно не замечать. Это творческая личность… вы понимаете? Он весь в работе, поисках, стремлениях. Может погрузиться в медитацию на несколько дней. Может сутками писать, закрывшись в мастерской. Может бросить работу, наплевать на заказы, сроки, обстоятельства, изобретать какие-то штучки по хозяйству, возиться в саду с садовником Тынисом, валяться на диване в гостиной. У него своя мастерская в южном крыле рядом с галереей, куда он принципиально никого не пускает. Там кодовый замок и прочные двери. Готовые картины Гуго вывешивает в коридорах или в галерее – недалеко от мастерской. Никогда не спрашивает моих советов, он весь в себе, ему не нужны помощники. У Гуго чудовищное воображение, позволяющее сочетать несочетаемое… Вы понимаете, что я хочу сказать?

– Оксюморон, – пробормотал я. – Попытка соединить то, что нельзя соединить. Короткая такса, честный политик, эстонские скороговорки…

– Большая зарплата, – добавила Варвара.

– Да, – кивнула Эльвира, – Гуго соткан из противоречий. Он никогда не раскрывается, не говорит о своем прошлом. Я вижу только готовые его полотна. Он никого не пускает в процесс написания картин и… совсем не озабочен, как близкие люди воспринимают его творчество.

– А творчество воспринимается неоднозначно? – удивился я.

– О, да, – усмехнулась Эльвира. – Гуго – разный. Если вам, конечно, по душе человеческие внутренности на праздничном столе или, скажем, гимнастка, которую в полете разрывает пополам летящий тигр, или ограда особняка, увенчанная девичьими головами, или живая свинья, которую перепиливают ножовкой пополам…

– Какая прелесть, – восхитилась Варвара.

– Хорошо, Эльвира, – мягко сказал я. – Творчество неоднозначно, фигура противоречива. Теперь давайте к делу.

– Давайте, – вздохнула посетительница. – В последний месяц Гуго был абсолютно невыносим. Он выполнял работу по заказу одного местного бизнесмена, Карлоса Басадена, но вовсе не спешил ее завершать. Я даже не уверена, что он ее начал. Писал по ночам что-то другое – говорил по секрету, что это жизненно важная работа, что она многое изменит в нашей жизни. Мрачнел с каждым днем, делался нервным, вздрагивал от каждого шороха, ночами почти не приходил в нашу спальню, отсиживаясь в мастерской…