Портрет призрака - [22]

Шрифт
Интервал

— Уильям прикусывает губу. Похоже, господин Деллер в ярости. Но из-за чего же? Что он такого сказал? — Именно здесь я рассчитывал исполнить свое земное предназначение. Я бы создал истинно английское искусство, возросшее на нашей родной почве, проникнутое духом нашей страны.

Уильям оглядывается на немногие уцелевшие картины: темные интерьеры без всякого декора, без излишних подробностей. И тем не менее каждая из этих картин накрепко засела в его памяти. В них оказалось столько истинной Естественности!..

— Я начинал — лишь начинал, Уильям! — приближаться к своей заветной цели, когда глаза подвели меня. После ярко пылавшего света вдохновения я оказался брошенным во тьму. Предназначение мое покинуло меня, и я всей силой своей скорби обрушился на всех, кто был рядом. Пока я мог писать картины, я с радостью оставался наедине с собой и своими картинами. Но жить подле других, когда способность творить более недоступна, — это и есть совершенное одиночество.

— Сэр, вам следовало бы прилечь.

Его дыхание затрудняется и становится похожим на шипение змеи, свернувшейся в сплетении корней. В свете свечей лицо Деллера мертвенно-бледно, только на щеках нездоровые венозные прожилки, похожие на красную грибницу, — нездоровый, губительный румянец. Взгляд старика блуждает по сторонам.

— У меня был дар, а я его предал. Должно быть, мне следовало все же уехать в Италию… стать живописцем высшего ранга… а не заниматься изысканиями в английской войне…

— Господин Деллер…

— Заносчивый прислужник!

— Может быть, продолжим разговор завтра?

— Я думал, что смогу поправить положение совершенства. Внутри душ. Человеческих.

— По крайней мере хоть съешьте…

— А теперь мое собственное положение рассыпается прахом. Я потерял всех слуг, пренебрег благополучием дочери… Уильям!— Он выбрасывает вперед руки, и Уильям падает на колени, чтобы взять его ладони в свои. Лицо старика перекошено гримасой ужасного отчаяния. — Когда скончался лорд-протектор… прости меня, Боже… я отправился в Голландию. Повидать своего старого учителя, его здоровье было все хуже… Но было у меня и другое, не столь благородное намерение. Я представился находящемуся там в изгнании английскому двору… как тот, кто пытался спасти собрание искусств покойного короля… Вот так я облачил свою искреннюю, но беспомощную обиду… в одежды государственной верности… чтобы получить покровительство… в случае, если Карл вернется на трон…

Руки Деллера, зажатые между ладоней Уильяма, дергаются, да и сам старик съеживается в кресле. Чего же из содеянного он так стыдится, ведь он поступил как многие до и после него?

— Посмотрите в сундуке, Томас. Во имя Господа… Там есть еще один сверток, из тонкой кожи. Ну же!

Уильям удивляется имени, которым его назвали, но исполняет приказание старика. Он берет свечу и зарывается в бумаги в сундуке. А вдруг там наброски Белинды? Или еще что-нибудь такое, что позволит ему выполнить то, что хочет от него господин Деллер? Возвратившись со свертком, он разворачивает его и извлекает три старых, хрупких листа бумаги. На первом «круглоголовые» пьют воду из шлемов; лица их грязны, как после сражения или марш-броска по топкой земле. Вокруг — равнина, и лишь дубовая роща вдали словно изнемогает от палящего зноя.

— Вы видите? Видите?

На другом рисунке виселица, на ней — повешенный, под ним лежит кусок хлеба (вне всяких сомнений, этот хлеб и есть его преступление).

— Сэр… но что я ищу здесь?

— Молодого человека в шляпе. Видите его?

На самом плохо сохранившемся листе, где давние сгибы оставили пустой крест поверх рисунка, Уильям различает фигуру молодого человека в широкополой соломенной шляпе, он сидит под засыхающим дубом и читает книгу.

— Там есть подпись.

— Nosceipsum35

— Познай себя… Я должен был отдать этот рисунок ему. Но я слишком испугался его визита ко мне. — Господин Деллер заходится в очередном приступе кашля, лицо его багровеет. Задыхаясь, он выносит себе приговор: — И вот взвешен я на весах, и найдено: недостаточно.

— Может быть, мне лучше позвать вашу дочь?

Господин Деллер приходит в замешательство, речь его становится сбивчивой. Уильям пытается успокоить его, но тут на старика нападает мучительный сухой кашель, перекашивая его рот, разрывая гортань, выпячивая вены. Старик подается вперед, судорожно нащупывая стол перед собой. Уильям старается догадаться, что пытаются найти пальцы господина Деллера. Он направляет старческую руку к бокалу, но ошибается, и тарелка с оставшимися булочками летит на пол от резкого взмаха.

— Посмотри на нее, Уильям!.. Видишь? Спаси ее для меня!..

Уильям пытается подхватить свечу, но промахивается, и та падает на пол. При падении пламя гаснет само — но слепец не знает об этом, как не знает и того, как близко к нему стоит его защитник.

— На помощь! На помощь!

Возможно, он хочет, чтобы подняли свечу и затушили воображаемое им пламя. Уильям не успевает ничего сказать, как старик падает ничком, и от звука, с которым его голова ударяется о стол, Уильяму едва не становится дурно.

Не отдавая себе отчета в том, что делает, Уильям выбегает в коридор и кричит в темноту:

— Мисс Деллер!


Еще от автора Грегори Норминтон
Чудеса и диковины

Позднее Возрождение… Эпоха гениальных творцов, гениальных авантюристов… и гениев, совмещающих талант к творчеству с талантом к преступлению.Перед вами – не просто потрясающий интеллектуальный авантюрный роман, но – удивительная анатомия самого духа, двигавшего этой эпохой. Причем режет этот дух по-живому человек, ставший своеобразным его воплощением…"Чудеса и диковины" – второй роман Грегори Норминтона, прозванного "золотым мальчиком" постмодернизма.


Корабль дураков

«Корабль дураков», дебютный роман 25-летнего писателя и актера Грегори Норминтона – лучший пастиш на средневековую тему после «Имени Розы» и «Баудолино» Умберто Эко. Вдохновясь знаменитым полотном Иеронима Босха, Норминтон создал искуснейшую постмодернистскую мозаику – оживил всех героев картины и снабдил каждого из них своей историей-стилизацией. Искусное подражание разнообразным высоким и низким штилям (рыцарский роман, поэзия вагантов, куртуазная литература и даже барочная грубость Гриммельсгаузена) сочетается у Норминтона с живой и весьма ироничной интонацией.


Рекомендуем почитать
Заслон

«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.


За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.


Необъяснимая история

Головокружительная литературная мистификация…Неприлично правдоподобная история таинственной латинской рукописи I в. н. э., обнаруженной в гробнице индейцев майя, снабженная комментариями и дополнениями…Завораживающая игра с творческим наследием Овидия, Жюля Верна, Эдгара По и Говарда Лавкрафта!Книга, которую поначалу восприняли всерьез многие знаменитые литературные критики!..


Как птички-свиристели

Два иммигранта в погоне за Американской мечтой…Английский интеллектуал, который хотел покоя, а попал в кошмар сплетен и предрассудков, доводящих до безумия…Китайский паренек «из низов», который мечтал о работе, прошел через ад — и понял, что в аду лучше быть демоном, чем жертвой…Это — Америка.Университетские тусовки — и маньяки, охотящиеся за детьми…Обаятельные мафиози — и сумасшедшие антиглобалисты…Сатанеющие от работы яппи — и изнывающие от скуки домохозяйки.И это не страшно. Это смешно!


Великие перемены

Второе путешествие китайского мандарина из века десятого — в наши дни.На сей раз — путешествие вынужденное. Спасаясь от наветов и клеветы, Гао-дай вновь прибегает к помощи «компаса времени» и отправляется в 2000 год в страну «большеносых», чтобы найти своего друга-историка и узнать, долго ли еще будут процветать его враги и гонители на родине, в Поднебесной.Но все оказывается не так-то просто — со времени его первого визита здесь произошли Великие Перемены, а ведь предупреждал же Конфуций: «Горе тому, кто живет в эпоху перемен!»Новые приключения — и злоключения — и умозаключения!Новые письма в древний Китай!Герберт Розердорфер — один из тончайших стилистов современной германоязычной прозы.


Дюжина аббатов

Замок ди Шайян…Островок маньеристской изысканности, окруженный мрачной реальностью позднего Средневековья.Здесь живут изящно и неспешно, здесь изысканная ритуализированность бытия доходит да забавного абсурда.Здесь царят куртуазные нравы, рассказывают странные истории, изобретают удивительные механизмы, слагают дивные песни, пишут картины…Здесь счастливы ВСЕ – от заезжих авантюристов до изнеженного кота.Вот только аббаты, посланные в ди Шайян, почему-то ВСЕ УМИРАЮТ и УМИРАЮТ…Почему?!.