Портрет предателя - [65]

— Нет, пожалуйста, пустите меня! — взмолилась Доминика.

— Не противься! — вкрадчиво произнес де Шамбер. — Доверься мне, я знаю, как доставить женщине удовольствие.

Одной рукой он крепко удерживал ее за талию, а второй принялся лапать ее грудь, больно щипая за чувствительные соски. Доминика молча боролась, силясь оторвать от себя его цепкие пальцы.

Бесстыдник развернул ее к себе и попытался поцеловать. Она отпихнула его и ударила коленом в пах.

Де Шамбер взвыл, но в следующий момент схватил Доминику за запястье и завернул ей за спину. Вторую руку он запустил в ее волосы и грубо запрокинул ей голову. От боли у нее на глазах выступили слезы.

— Послушай, тварь, будешь делать то, что я тебе скажу! — прорычал он, приблизив губы к ее уху. — Сейчас ты встанешь на колени и будешь ублажать меня своим сладким ротиком, пока мне не надоест! Понятно?

— Пошел вон, урод! — сквозь зубы процедила она.

Одной рукой Де Шамбер продолжал удерживать Доминику, а вторую сунул ей под передник и принялся жадно шарить по телу, сминая тонкую шерсть ее платья. Но вдруг его ладонь наткнулась на твердый округлый живот, ловко задрапированный складками юбки. Он ошеломленно замер, а затем развернул Доминику к себе и встряхнул за плечи.

— Ты брюхатая, что ли? Отвечай, потаскуха!

— Не твое дело! — злобно прошипела она. — Отпусти меня, вонючая свинья!

Он размахнулся и хотел было залепить ей пощечину, но Доминика перехватила его руку.

— Не смей меня бить, скотина! — с негодованием выкрикнула она.

Вдруг скрипнула дверь гостиной.

— Поль! Что происходит? — раздался визгливый женский голос.

Господин де Шамбер и Доминика резко повернулись ко входу. Госпожа де Шамбер стояла, уперев руки в бока, и пристально наблюдала за развернувшейся перед ее глазами неприглядной сценой.

Властный насильник моментально превратился в жалкого подкаблучника.

— Ах, дорогая! — залебезил он. — Представляешь, кого мы пустили в наш дом? Я застал эту воровку на горячем! Она пыталась украсть наше столовое серебро!

Доминика вспыхнула от гнева.

— Он врет! — заявила она.

Госпожа де Шамбер перевела суровый взгляд на супруга.

— Эта она врет, дорогая! — затараторил тот. — Ты не представляешь, что она мне предложила за то, чтобы я не выдал ее полиции! Такое! Такое!

— Что?! — возмутилась Доминика.

— Что? — поинтересовалась госпожа де Шамбер.

— Мне стыдно даже называть это слово, — не краснея, врал сластолюбец. — Я собирался ей дать за это пощечину.

Женщина скептически приподняла тонко выщипанную бровь, но тут ее супруг привел свой самый убийственный аргумент.

— А еще, она беременна!

— Не от тебя, надеюсь? — ехидно осведомилась супруга.

Жидкие усики де Шамбера затряслись от праведного негодования:

— Как ты можешь, дорогая! Разумеется, нет!

Госпожа де Шамбер повернулась к Доминике.

— Это правда? Вы беременны?

— Да, — потупилась Доминика. — Но я, разумеется, ничего не крала!

— Но ведь вы не замужем? — строго уточнила хозяйка.

— Нет. Но какое это имеет значение?

— Самое прямое! — перебила ее де Шамбер и тяжело вздохнула. — Ну что ж. Надеюсь, вы понимаете, что больше не сможете оставаться в нашем доме!

— Сударыня, прошу вас! — взмолилась Доминика. — Мне некуда идти!

— Это не моя забота. Раньше надо было думать, когда вы обманывали нас, скрывая свое положение!

— Но, пожалуйста! Умоляю вас!

— Нет! Мы не можем оставить вас у себя. Вы аморальны! Чему вы научите наших детей?

Доминика поняла, что возражать дальше нет смысла.

— Понимаю, — тихо промолвила она. — Когда я смогу получить свое жалование?

— Жалование? — приподняла бровь де Шамбер.

— Жалование? — рассмеялся ее супруг. — Ха-ха, дорогая, это воровка еще рассчитывает на жалование.

— Но я проработала у вас почти целый месяц! — возмущенно закричала Доминика.

— Еще неизвестно, сколько вы у нас украли, — отрезала хозяйка. — Радуйтесь, что мы не вызвали полицию! Убирайтесь! Сию же минуту!

Доминика развернулась и поплелась собирать вещи, злобно бормоча себе под нос все известные ей ангалонские и хейдеронские ругательства.

40. Буря

После позорного изгнания из дома де Шамберов Доминика решила вновь наведаться на квартиру госпожи Крюшон и попытаться забрать оттуда свои вещи. У нее не осталось денег даже на извозчика, и ей пришлось возвращаться в центр Дюбона пешком.

Она понуро брела мимо равнодушных домов в большом городе, где никому до нее не было дела. Студеный ветер пронизывал до самых костей. Из-за светящихся окон доносились голоса, стук посуды, детский смех. Там, за закрытыми дверями, семьи садились обедать, и аппетитные запахи жареного мяса и свежего хлеба заставляли желудок Доминики болезненно сжиматься от голода.

Ей не было места в этом городе. Ей не было место в жизни Себастьяна. Ей не было места нигде. Она осталась совсем одна, неприкаянная и никому не нужная.

Она медленно шла вдоль дороги, голодная, надломленная, словно бездомная собака, которую выгнал хозяин, и она не знает теперь, куда ей податься. Пронзительный ветер гонял по небу серые тучи, трепал ее шаль, вырывал из-под чепца волосы и бросал ей в лицо. Навстречу Доминике стремительно мчался мужчина в дорогой одежде. Она попыталась отскочить с его пути, но не успела. Он грубо толкнул ее плечом, чуть не сбросив под колеса летящего экипажа, и понесся дальше.