– Я говорил с ним вчера вечером и отказался от столь лестного предложения. Безумие. С какой стати мне наследовать все, когда у меня два брата и сестра. Я сказал отцу, что буду работать с ним, только если смогу делать это в Лондоне.
– В Лондоне? Ты собираешься переехать?
– Конечно. Говоря об этом, я надеялся, что мы будем вместе, настоящей семьей, но я понимаю сейчас – это невозможно. И все же я хочу быть настоящим хорошим отцом. Это трудно, если я в Австралии, а сын в Лондоне. Я знаю – даже если мы и не будем вместе, ты поступишь со мной по справедливости. Я доверяю тебе, Милли, – Леонид смотрел в ее застывшее лицо.
Для человека с таким прошлым доверие – больше, чем любовь, и Милли осознавала это. Но сейчас понимание ей не поможет, ничто не поможет, когда мужчина твоей мечты объясняет тебе, почему он не женится на тебе. Но потом станет легче. Его доверие всегда будет ей поддержкой.
– Я проснулся утром и понял – я доверяю тебе абсолютно, твердо знаю, что интересы нашего ребенка для тебя важнее всего.
– Женаты мы или нет, друзья или нет, ты всегда будешь его отцом. Всегда.
– Теперь я это знаю. Знаю, ты никогда не отстранишь меня от моего ребенка. Не как… – он замолчал, но Милли, тонущая в собственных горестях, запутавшаяся в своих чувствах, уловила что-то необычное в его голосе.
Глядя в прекрасное лицо Леонида, в его задумчивые глаза, она чувствовала, что смотрит в его душу и видит не боль, не горечь и сожаление, а кровоточащее, неуемное страданье.
Смутное подозрение, возникшее у нее, было так невероятно, так жестоко, что ей захотелось закрыть глаза.
– Он знал, да?
– Нет, он ничего не знал, – Леонид убрал руки.
– Значит, она… Нина знала? – прошептала Милли.
– Не будем касаться этого, не надо больше боли.
– Чьей боли?
– Если моя семья узнает – если отец узнает, что она сделала… Анника, Иосиф… – Мужчина задержал дыхание. – Нельзя, это разрушит их.
– Меня это не разрушит. Ты сказал, что доверяешь мне, – ее голос был неожиданно тверд.
– Я доверяю тебе.
– Так скажи.
Леонид так тяжело перевел дыхание, как будто задыхался.
– То, что я говорил тебе раньше, правда, но не вся. – Он смотрел Милли в глаза, снова взяв ее руки в свои. Теперь он говорил полную правду, не версию Коловских, а реальную правду, которую видел маленький мальчик: – За день до того, как мама отвела меня в дом малютки, мы пошли к моему отцу. Там находилась Нина, она была беременна – я это помню. Помню также, что отца не было дома. Мама рассказала Нине, как серьезно она больна. Это я тоже помню, потому что я понял тогда – мама скоро умрет. Она ужасно кашляла и плакала и говорила Нине, что ее семья не имеет возможности взять меня, когда ее не станет… – Леонид замолчал.
Милли предпочла бы старую версию. Пусть бы он оказался завистлив и зол. Новая правда слишком ужасна, невыносима.
– Нина ничего не хотела слышать. Помню, они спорили, мама плакала так сильно, что с трудом дышала. Потом Нина выгнала нас, как попрошаек.
Некоторые мученья слишком велики для слез. Милли хотелось завыть, потому что этот мир оказался так невыносимо жесток, жесток к беззащитному малышу. Ей трудно было справиться с гневом, хотелось бежать, найти Нину, сказать Ивану… Но она сумела справиться с собой.
Все это не поможет Леониду.
– Она знает… – Милли постаралась, чтобы ненависть не звучала в ее голосе. – Она в курсе, что ты можешь помнить?
– Когда я узнал о твоей беременности, я сказал ей. Теперь она живет со своим страхом. Нам всем приходится жить с нашими ошибками. Вчера ты сказала: будь осторожнее со своими желаниями… – невеселая улыбка скользнула по его губам. – Когда мама отвела меня в дом малютки, она сказала, что я не буду там долго, за мной придет отец. Может, она собиралась найти его и поговорить. Об этом я ничего не знаю и не хочу знать. Каждый вечер я смотрел в окно и ждал. Я мечтал, чтобы он забрал меня, я хотел иметь семью. Потом, став старше, я хотел денег и красивых женщин. Сбылись все мои желания, мне не на что было жаловаться, тем более в сравнении с бедолагами, которые остались там.
– Есть на что.
Узнав о своей беременности, Милли все время думала, сумеет ли она защитить своего ребенка, обеспечить ему счастливое детство, какое родители обеспечили ей. А у Леонида не было счастливых воспоминаний, только надежда обрести семью, и та – умерла. Когда он, наконец, воссоединился со своими родными, семья распалась. Братья сердились на отца, отец нес бремя вины, мачеха жила в страхе.
– Я думал, у меня будет больше прав на ребенка, если мы поженимся. Иначе любой суд…
– Не будет никакого суда, – прошептала Милли. – Я говорила тебе это. Ты ни в чем не виноват. – Милли смотрела на него сквозь слезы.
Леонид хотел жениться на ней, руководствуясь не теми причинами, потом он решил бросить ее у алтаря…
Неважно, как к нему относятся другие люди, я люблю его, люблю таким, как есть.
– Та ночь была самым безрассудным, самым необдуманным поступком в моей жизни. Я оказалась с тобой в постели не потому, что ты красив, не из-за твоих денег или… Ладно, наверное, твоя красота сыграла роль, но не главную. Ты. Ты оказался первым человеком, которому я поверила, которому захотела отдать себя. И каков бы ни был итог, я не считаю ту ночь несчастным случаем. Тебе ни разу не пришло в голову, что я люблю тебя? – Да и как подобное могло прийти ему в голову? Леонид никогда не поверит во что-то такое простое и одновременно такое сложное, как любовь. – Ты сказал, что никогда меня не полюбишь. Это единственная причин, по которой я решила не выходить за тебя.
