Портрет Дженни - [6]

— Что до меня, то я и сейчас не жажду здесь присутствовать, — на той же философской волне откликнулся я. — Ничуть не жажду — и однако я тут.

— Да, тут уж ничего не попишешь, — согласился Гэс. — В какую щель тебя заткнули, там и будешь копошиться. Вот я и спрашиваю: какой во всем этом смысл? — Он окинул свою зубочистку долгим пристальным взглядом. — Но ответа нет. Если уж родился бедным, в бедности и помрешь. А если ухитришься что-нибудь отхватить — из тебя тут же постараются это вытрясти.

Я резонно заметил, что некоторые люди, рождаясь бедными, умирают богатыми.

— Ну и что? — сделал неожиданный разворот философ из такси. — Все равно на них валятся всякие другие напасти. Нет, я им не завидую… — Он наклонился ко мне. — Ты славный парень. Мак. Положи свои деньги в банк, и когда-нибудь, когда ты встретишь хорошую девушку, все будет у вас в порядке, вот увидишь.

— Слушай, да нет у меня никаких денег! — воскликнул я, начиная уставать от этого разговора. — Нет и никогда не было. И ничего нет, кроме веры в путь, который я избрал. В свой путь — и в Бога.

— Само собой, — согласился Гэс. — Но ведь это еще не все. Разве нам не хочется порой спросить себя: а что думает обо всем этом сам Бог?

Нет, уследить за мыслью этого человека было поистине невозможно!

— Не знаю, Гэс, — проговорил я, озадаченный этим новым поворотом. — А как по-твоему — что он думает?

Зубочистка к тому времени была вконец изжевана, и мой собеседник отбросил ее в пустую тарелку.

— Хотел бы я это знать… — Он снова откинулся на спинку стула. — Знаешь, иногда начинает казаться, что Он вообще забыл, что мы тут обретаемся. Но когда становится совсем уж хреново, вдруг в какой-то момент появляется просвет — подвертывается выгодный пассажир, которому срочно надо в Джерси-сити, или какой-нибудь пьянчуга оставляет тебе всю сдачу с пяти долларов. Не то, что это заставляет тебя поверить в Бога, но, по крайней мере, напоминает, в какой стороне лежит Земля обетованная.

— Огненный столп, — с усмешкой вставил я. — Тот, что в пустыне указал путь избранному народу.

Но Гэс не поддержал шутку, сумрачно покачав головой.

— Этот путь и завел нас сам видишь куда, — заявил он, заставив меня в очередной раз подивиться непредсказуемым виражам его размышлений. — Порой я спрашиваю себя. Мак: чем же это мы, евреи, так Ему приглянулись, за что мы были избраны? Как я понимаю, Он остановил на нас свой выбор не из любезности или благосклонности, а потому, что в нас была прочная сердцевина, мы были стойки в испытаниях. И мы были нужны Ему именно такими, чтобы рассказать о Нем миру. Но мир не желает ничего слушать — ни тогда, ни сейчас. Мир бредет себе своей дорогой, а когда мы слишком докучаем ему своими откровениями, он дает нам хорошего пинка под зад. Но Богу хоть бы что. Он требует, чтобы мы продолжали нести во все концы Его слово, чего бы это ни стоило.

— А Иисус? — спросил я.

— Он тоже был еврей, разве нет? — Гэс крутанулся на своем стуле и придвинулся ко мне. — Да, он рассказывал всем о Боге, и ты знаешь, чем это для него кончилось. Хотел бы поглядеть на чудака, который попробовал бы сегодня жить по Иисусу, — ему тут же дали бы такого пинка, что своих бы не узнал. — И глядя на меня темными глазами пророка, таксист заключил: — Вот куда она нас завела, наша «избранность».

— Давай-ка лучше еще по кружке пива, — предложил я. — За мой счет.

— О'кей, — кивнул философ. — Не возражаю…

Пиво нам собственноручно принес мистер Мур, хозяин ресторанчика, крупный, полный мужчина.

— Как дела, Гэс? — спросил он.

— В норме, — ответил таксист. — Вот познакомься с моим другом. Как тебя зовут, Мак?

Я назвался, и мы с владельцем «Альгамбры» обменялись рукопожатиями.

— Не возражаете, если я присяду с вами на минуточку? — Мур отодвинул стул и тяжело опустился на него под наши приглашающие кивки.

— Мак у нас художник, — сказал Гэс — Живописец. Только что огреб кучу денег.

— Поздравляю, — лучезарно улыбнулся мне хозяин ресторана. При этом глаза его давали понять, что он ничуть не заблуждается относительно моей подлинной кредитоспособности. — Как вам тут у нас?

Я сказал, что всем доволен и в «Альгамбре» мне очень нравится.

— Да, местечко у нас неплохое, — проговорил Мур, окидывая заведение таким внимательным взглядом, словно видел его впервые. — И мы стараемся, чтобы всем было у нас хорошо.

— Хороший у вас бизнес, мистер Мур, — сказал я. — Приятно видеть преуспевающего человека.

— Ну, это как сказать… — Улыбка исчезла с его губ. — Увы, у нас тут немало проблем. С профсоюзами и прочим. И продукты дорожают. Словом, дела идут далеко не блестяще. По вечерам пустует добрая половина столиков. Людно только в час ланча.

— А ты бы принарядил зал, — вступил в разговор Гэс. — Ресторану, как и женщине, надо уметь себя подать. Глянь в окно на мою сияющую колымагу — разве подумаешь, что ей столько лет? А все потому, что я раз в неделю навожу старушке полный марафет. И люди садятся в нее куда охотней.

— Понятное дело, — согласился хозяин «Альгамбры». — Мы тоже надраиваем все, что может блестеть, но что-то не очень помогает.

— А если задействовать нашего живописца? — Гэс потянулся за новой зубочисткой. — Пусть нарисует на стене что-нибудь этакое.