Портрет дьявола - [20]

— Вы должны идти первым, брат Мартин! — произнес знакомый Людвигу бас. — Вы вкусили в моем доме немало доброго в мирные времена, ныне же вам надобно доказать, на что вы годитесь в военные!

— Не бойтесь, господин Петер! — воскликнул другой голос. — Я сумею это доказать!

Выглянув на лестницу, Людвиг увидел до чрезвычайности странное шествие. Впереди шел толстый монах; в одной руке он нес кропильницу, в другой — кадило. Следом за ним, обнажив старинный меч, поднимался хозяин, за хозяином следовал слуга с вилами в руках, а за слугой — привратник с подставкой для сапог. Шествие замыкала хозяйка с целым воинством горничных девушек. Сама она держала в руках прялку, а служанки были вооружены метлами, ситами и другим подобным же смертоносным оружием. Но едва только Людвиг показался на лестнице, как все это ополчение (кроме хозяина и монаха, державшихся за перила) повалилось вверх тормашками друг на друга.

— Что это значит? — воскликнул Людвиг. — Вы что, все ума решились?

— Возьмите кадило, господин Петер, — вскричал монах, — и бросьте ваш меч! Здесь должно сражаться не светским, а совсем иным оружием.

Петер отбросил меч и принялся изо всех сил размахивать кадилом. В то же время монах, приблизившись к Людвигу, стал окроплять его целыми пригоршнями святой воды из кропильницы.

— Изыди, нечистая сила, — орал он, — и уступи место Духу Святому!

Людвиг отскочил в сторону, чтобы не промокнуть.

— Ха-ха! — завопил монах. — Помогает! Видите, он уже корчится в муках!

— Господа! — спокойно сказал Людвиг. — Мне понятны причины вашего страха и вашего рвения. Вы приняли меня за выходца с того света. И хотя я и сам считаю себя таковым, надеюсь, я все же смогу вас убедить, что я, как и вы, из плоти и крови… И дабы доказать это, обращаюсь к вам с покорнейшей просьбой — раздобудьте мне лучше какой-нибудь еды. Мне просто необходимо поужинать, и я честно заплачу за все, что съем.

Тут он вытащил свой кошелек и зазвенел золотыми монетами.

Эта восхитительная, чарующая музыка пленила слух хозяина куда больше, нежели гармоническая музыка сфер слух Пифагора.^{17} Призрака, который был голоден и в кошельке которого звенели золотые монеты, он ничуть не боялся.

— Должно быть, это настоящий человек, из плоти и крови! — сказал он монаху. — Оставайтесь здесь, брат Мартин, и порасспросите его хорошенько! А я пока что поспешу на поварню и приготовлю ужин.

— Это все дьявольское наваждение и проделки дьявола! — снова заорал монах. — Разве вам неведомо, что у нечистого мамоны^{18} хоть отбавляй и он любит плотские наслаждения?!

Тут Людвиг подскочил к монаху и схватил его за рукав.

— Потрогайте меня, суеверный вы человек! — воскликнул он. — Разве я не создан из такой же плоти, как и вы?

Людвигу понадобилось немало времени, чтобы убедить монаха в том, что он тоже человек. Тот никак не мог ему поверить!

— Причина вашего страха мне понятна, — сказал Людвиг, — ибо тот удивительный портрет и вправду мой. Знаете ли вы человека, что написал его?

— Еще бы мне его не знать! — возмутился монах. — Ведь он малюет в монастыре Святого Власа,^{19} где живу и я. Бедный грешник некогда убил своего близкого друга, который, по всему видно, не кто иной, как вы, любезный сударь. Хотя с помощью всяческих софизмов вы и пытаетесь убедить нас в том, что еще живы! Так вот, с той минуты сей грешник не ведал покоя. Он бежал. Но где бы он ни был, ему чудилось, будто убиенный преследует его. И всякий раз после захода солнца, стоило ему обернуться, пред ним вставал ужасный лик павшего от его руки, лик друга, на котором запечатлелась угроза. Несчастный не находил покоя, пока не написал это ужасное видение. С той минуты, как он перенес сей лик на полотно, видение исчезло; и отныне он обрел мир. Мы повесили портрет сюда, дабы он сам не пугался при виде своего творения. И уже целый год живописец тих и приветлив, хоть часто грустен и задумчив; ныне он творит прекрасные картины для нашей церкви.^{20} Не раз пытались мы убедить его перейти в нашу веру (он, к сожалению, еретик) и вступить в монашеский орден, но склонить его к этому ничто не в силах.

— Теперь мне все понятно, — ответствовал на его речи Людвиг. — Я и есть тот самый друг, которого он считал убитым; однако же я был только ранен и долго лежал в беспамятстве. А потом у меня не было возможности его отыскать. Хвала Богу за то, что я вновь обрел моего друга.

Тут уже ни брат Мартин, ни господин Петер дольше не сомневались в правдивости слов незнакомца. Когда же подали ужин и он с завидным аппетитом принялся за еду, последние остатки их сомнений рассеялись. Людвиг попросил монаха и хозяина со всеми домочадцами успокоиться и лечь спать. Сам же он решил переночевать в большом зале. Но вот что странно! Когда все ушли, а он лег и стал читать перед сном при свете свечи, ему все же пришлось снова встать и перевернуть портрет лицом к стене: взгляд, обращенный к нему, был необычайно пронзительным и угрожающим. А то, что это был его собственный портрет, только еще больше усиливало впечатление.

Легко себе представить, что на следующее утро Людвиг поднялся ни свет ни заря и поспешил обратно в женский монастырь. Там он рассказал жене и свояченице о том, что произошло, и вместе с ними покатил в монастырь Святого Власа. Прежде всего он переговорил с приором, и этот достопочтенный муж искренне обрадовался тому, какой счастливый оборот приняло дело.