Портрет девушки в черном цвете - [9]

Кира не заметила у сидящих какой-либо особой реакции на эти слова. Ничего. Они даже не выпустили чашки из рук.

— Кира. Прошу тебя, вспомни что ты делала прошлый раз у своего компьютера. Закрой глаза, сосредоточься. Мы все просто хотим увидеть огонек твоей свечи.

Девушка уже собралась прислушаться к словам Анны, как ее пронзила тревожная мысль.

— Нет, подождите! Пожалуйста, пожалуйста, дайте мне телефон! Я всегда звоню маме из командировки! А сейчас, я даже не знаю сколько спала и мама наверняка разволновалась! Ну прошу вас!

Сидевшие за столом переглянулись. На этот раз Кире ответила та, что отослала Изабель, возможно старшая из них. “Должна же тут быть старшая” — подумалось Кире.

— Похвальная забота. Но ты зря волнуешься. Мы отправили твоей матери сообщение. Пойми, никто не хочет причинить вреда ни тебе, ни твоей семье. Совсем наоборот. Ну давай же начнем, девочка, а то чай уже почти остыл. Кроме того, нас всех ждут наши обязанности. Соберись и приступай.

Кира решила оставить на потом выяснение, почему женщина старше ее, видимо, всего на несколько лет, обращается к ней как к ребенку. Она откинулась в кресле, закрыла глаза и постаралась успокоиться. “Потом, все потом”. В темноте, в окружающей ее темноте, она была не одна. Не одна, но тот кто таился в этой тьме не решался заявить о себе и просто ждал. “Неужели боится”? — Она отбросила эту глупую мысль и зажгла свечу. На этот раз, огонь откликнулся как будто охотнее и горел словно, да, ей нравилось именно это слово, горел веселее. Он будто улыбался ей и Кира позволила себе улыбнуться огню в ответ. Словно получив дополнительный импульс огонек окреп и заиграл разными цветами, желтым, зеленым, синим и их оттенками. Заиграл и словно вырос, потянулся к девушке, а она, улыбаясь, радуясь его игре вознесла не огонек, а уже столб цветного пламени над собой. “Ну и где ты? Ты видишь вот моя сила!” И тьма, что раньше бурлила, а теперь старалась стать незаметной, неуловимой вдруг поднялась, словно во весь рост и ответила, неожиданно сильным, женским голосом “Я здесь! Я с тобой” И Кира вспомнила этот голос из сна, принадлежавший женщине с портрета. “Что она делает здесь? И здесь это где?” Огонь, вырывающийся из ее рук как будто смешался с тьмой и удвоив силы закрутился четырехцветной радугой. “Красиво! Но ты уверена, что способна удержать его?”. Материализовавшийся из тьмы знакомый силуэт протянул ей руку. “Может мы сможем сделать это вместе?”. Кира не успела ей ответить. В ушах зазвучал голос другой женщины:

— Хватит. Достаточно! Хватит!

Ей очень, очень не хотелось этого делать. Огонь в ее руках начал ослабевать, но она не хотела совсем отпускать его в присутствии, этой, другой.

— Кира, хватит!

Черноволосая женщина торжествующе усмехнулась и исчезла. И только тогда она нехотя отпустила огонь, и открыла глаза.

Женщины, сидящие за столом, словно не заметили, что с ней что-то происходило. Они спокойно смотрели на Киру, словно ожидая что она совершит что-то еще, а может они вообще не заметили ничего?

Анна поднялась с места:

— Кира, спасибо тебе! Давайте узнаем, что же это было? Желтый?

Одна из сидевших женщин склонила голову.

— Синий?

Теперь также кивнула другая сидевшая за столом.

— Зеленый?

Женщина, отвечавшая Кире на вопрос о матери кивнула и произнесла:

— О, да. Такого зеленого я не видела давно. Девочка молодец.

Анна повернулась к следующей женщине. Та широко улыбнулась и энергично закрутила головой взметнув целое облако ярко — рыжих волос.

— Я не почувствовала в ней красного огня. Можешь успокоиться подруга.

Теперь Анна повернулась к Кире.

— Ну что же. Три из четырех это просто замечательно! Кира, тебе надо отдохнуть! Кейли! Проводи нашу гостью в столовую. После обеда вы можете погулять по парку. Потом мы поговорим, и я отвечу на твои вопросы.

Кира поняла, что больше ничего сейчас не услышит, встала и повернулась к выходу. У арки стояла маленькая, светловолосая девушка.

— Привет! Я — Кейли.

— А я Кира. Ты меня проводишь?

— Ага!

Направляясь вслед за Кейли, Кира вдруг почувствовала, что прикусила губу.

“Они говорили о четырех цветах. Четырех. Но почему — же никто не сказал ни слова о черном? И никто ничего не сказал о Ней”.

ГЛАВА 4. ЕЕ ЦВЕТ

1812 год. Шварцберг.

“Безусловно, она слишком много времени проводит в помещении. Генрих прав”. Софи подошла к окну. Лес внизу раскинулся до самого горизонта. Только в самом низу к склону холма притулилось несколько домиков. Здесь очень красиво, но как же ей хотелось снова в Вену. Или хотя бы в Прагу. Хотя зачем в Прагу, она никак не могла сообразить. Во всяком случае после родов, как только малютка немного подрастет, она наверняка поедет. Софи отошла от окна и обернулась к своему портрету, который Генрих повесил в этой комнате, где она теперь проводила так много времени. Портрет словно обладал своей особенной внутренней силой и глядя на него всегда ощущались спокойствие и уверенность. Она вышла в коридор и начала спускаться в гостиную, машинально проводя пальцами по граням висевшего на груди камня, когда за окнами послышался стук копыт и скрип колес экипажа. Софи спустилась в гостиную когда за окном уже раздавались женские голоса.