Портрет без сходства. Владимир Набоков в письмах и дневниках современников - [77]

…место на русском радиовещании. – Благодаря рекомендации Уилсона Набоков чуть было не получил доходное место заведующего русским отделом недавно образованного «Голоса Америки», однако в итоге оно досталось его кузену, Николаю Дмитриевичу Набокову (1903—1978).

С. 58 Торнтон Елена (урожд. Мамм фон Шварценштейн; 1906—1979) – четвертая жена Э. Уилсона, дочь Питера Арнольда Готлиба Мамм фон Шварценштейна и Ольги Струве, дочери Карла Струве, посла Российской империи в США.

Левины – общие друзья Набоковых и Уилсона: американский литературовед, преподаватель, а затем и профессор Гарвардского университета Гарри Левин (1912—1994) и его жена, переводчица Елена Ивановна (урожд. Зарудная; 1903—2007).

Бахрах Александр Васильевич (1902—1985) – критик, мемуарист; во время Второй мировой войны несколько лет прожил в грасском доме Буниных, о чем оставил воспоминания «Бунин в халате» (1979).

До чего отвратительнавсячески Цветаева! – В 61-м номере «Современных записок», о котором идет речь, были опубликованы следующие стихотворения М.И. Цветаевой: «Родина», «Дом» и «Отцам».

«Фиала» – то есть рассказ «Весна в Фиальте», впервые опубликованный в «Современных записках» (1936. № 61).

Я разочарован новым романом… – то есть «Bend Sinister» («Под знаком незаконнорожденных»), первым романом, написанным Набоковым в Америке. Со свойственной ему прямотой о своем неприятии романа Уилсон написал Набокову сразу по прочтении рукописи: «Тебе не удаются вещи, касающиеся вопросов политики и социальных процессов, ибо ты никогда не интересовался этими предметами и не давал себе труда вникнуть в них. В твоем понимании диктатор вроде Падука – это просто вульгарная и одиозная фигура, которая до смерти запугивает серьезных, высокоинтеллектуальных людей наподобие Круга. У тебя нет ни малейшего представления, почему и как Падуку удалось захватить власть или что представляет собой совершенная им революция. Именно это делает изображение событий столь неудовлетворительным. И не говори мне, что подлинный художник не имеет ничего общего с политикой. Художник может не принимать политику всерьез, но, если уж он обращается к таким вопросам, ему следует знать, о чем идет речь. <…> Не думаю, что тебе удалась вымышленная страна. Твоя сила – это большой степени сила точной наблюдательности <…>, а получилось нечто ирреальное, что особенно заметно при неизбежном сравнении написанного с жуткой современной действительностью. На фоне подлинной нацистской Германии и подлинной сталинской России злоключения твоего несчастного профессора отдают бурлеском <…>. В конце концов получилась лишь сатира на события столь ужасающие, что они не поддаются сатирическому обличению – ибо для того, чтобы сделать нечто предметом подобного обличения, следует представить сущее еще более ужасным, чем оно есть на самом деле» (Dear Bunny, Dear Volodya. The Nabokov—Wilson Letters, 1940—1971. P. 209—210).

Бишоп Моррис (1893—1973) – американский литературовед, профессор романской литературы Корнельского университета, приятель В. Набокова; в 1947 г., возглавляя университетскую комиссию по найму профессора русской литературы, сыграл решающую роль в предоставлении Набокову преподавательской ставки в Корнеле.

Уайт Кэтрин (1892—1972) – с 1925 по 1960 г. возглавляла отдел прозы «Нью-Йоркера», одного из самых популярных и богатых американских журналов, на страницах которого было напечатано несколько произведений Набокова. Несмотря на то что в одном из поздних интервью Набоков с «чувством благодарности и удовольствия» вспоминал о «сердечной дружбе с Кэтрин Уайт», отношения между ними порой складывались довольно драматично: Набоков с трудом вписывался в стилистические и жанровые стандарты, которые навязывались авторам в соответствии со строгой политикой главного редактора Гарольда Росса, не терпевшего «описаний “телесных функций”, от плевка до сексуального акта, благодаря чему “Нью-Йоркер” быстро приобрел ярлык “пуританского издания”» (Воронина О. Набоков в журнале «Нью-Йоркер» // Звезда. 2005. № 4. С. 128), и стремившегося в первую очередь к привлечению и удержанию как можно большего числа читателей. Еще до сенсационного успеха «Лолиты» Набоков был желанным автором для «Нью-Йоркера», хотя его писательская практика и представления о творчестве явно противоречили главной задаче, которую Росс ставил перед редакторами и авторами журнала, – «удовлетворить стремление среднего класса к комфорту во всем, включая художественный текст» (Там же. С. 134). Неудивительно, что Кэтрин Уайт неоднократно забраковывала предлагаемые Набоковым произведения (в 1944 г. она отвергла подряд три его вещи – стихотворение «Сон», а также рассказы «Забытый поэт» и «Превратности времен»; чуть позже та же участь постигла перевод набоковского шедевра «Весна в Фиальте»), а принимая текст, портила автору немало крови многочисленными и довольно въедливыми замечаниями, которые могли касаться и стиля, и тематики, и даже отдельных деталей. Так, в частности, произошло с очерком «Мое английское образование» (позже составившим главу набоковской автобиографии) и рассказом «Знаки и символы». Сетования редакторши на стилистическую перегруженность текстов, чьи «предложения оказываются настолько запутанными, что читатель не может следить за ними без перечитывания», ее просьбы упростить поэтический словарь в соответствии с журнальными представлениями об элегантности и читабельности не могли не вызвать активного противодействия самолюбивого автора. В ответном письме от 10 ноября 1947 г. Набоков горячо защищал свое право на индивидуальный стиль: «Я буду очень признателен, если вы поможете мне выкорчевать плохую грамматику, но мне бы не хотелось, чтобы мои длинноватые фразы обрезали слишком коротко или чтобы опускали те разводные мосты, которые я с таким трудом поднял. Иными словами, я хотел бы, чтобы вы ощутили разницу между громоздкой конструкцией (что плохо) и некой особой – как бы сказать – извилистостью, которая мне присуща и которая лишь на первый взгляд может казаться неуклюжей или неясной. Почему бы читателю время от времени не перечитать фразу? Это ему не повредит» (