Портрет А - [88]

Возможно, вам покажется, господа, что требовать от поэта подобных экспериментов над самим собой — это чересчур, не говоря уж о том, чтобы требовать большего. Можно также предоставить поэта его собственной судьбе, перестать заниматься им и отказать ему в любой попытке прикоснуться к поэзии. Таких случаев сколько угодно. Кайуа написал: «Поэт не имеет права на независимость».^{154}

И в этих словах много правды, хотя относятся они скорее к научной поэзии. Поэзия не гарантирует величия, она его сопровождает, это его опознавательный знак. Без поэзии нет совершенного величия.

И поныне часто цитируют восьмой параграф из Сен-Мартена,^{155} которого именуют неизвестным философом: «Писать стихи следует лишь после того, как сотворишь чудо, ибо иного предмета для восхваления у стихов быть не должно».

Наконец есть один, новый поэтический журнал, который пренебрежительно относится к поэтам в буквальном смысле слова, публикует лишь мистиков или мыслителей,^{156} в произведениях которых поэзия действительно достигает самых возвышенных форм, приближается к вершинам. У тех, кто сумел вырваться из самого себя, благодаря внешним, божественным силам или благодаря упражнениями в аскетизме, у тех, кто достиг высшей степени смирения или милосердия произведения, лишенные даже ритма или изысканного подбора слов и образов, имеют совершенно незаурядное звучание.

Читайте Библию, Упанишады, Магомета, Кабира, тибетского мистика Миларепу, Лао-цзы^{157} — и вы услышите поэзию, даже там, где речь идет о самых земных вещах.

Дамы и господа, несмотря на все те тенденции в поэзии, о которых я говорил, не нужно думать, что она принадлежит лишь исследователям, высоколобым, психологам или же созерцателям.

Некоторые поэты лишь опосредованно использует современные достижения. Эти поэты обладают (по крайней мере, временами) даром невинности, доверия к жизни, к сиюминутному, к тому странному положению, что занимает человек на Земле. «Если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное».^{158} Эти евангельские строки здесь, в области поэтического, как нигде кстати.

Мир для поэта находится в вечном рождении, чувство делает его «совершенно новеньким» или же — на удивление вечным. Поэт всегда любит впервые, ему даровано чудо увидеть дерево в первый раз. Восхищенный поэт путает свою жизнь с жизнью дерева и теряется в пространствах. Нет ничего ясного, и все прозрачно, и необходимо все тут же познать.

Любому настоящему поэту, даже если он на какое-то время становится экспериментатором и аналитиком, ведомо это редкое переживание: ты вдруг и совершенно отрываешься от человечества и попадаешь в мир, который никому ничего не должен. В стихах, что я сейчас прочту, Поль Элюар и Жюль Сюпервьель выразили его вечную нетронутость и его миражи, «поэтический элизий».

Любовь поэзия [67]

Ей непривычно расставлять капканы

Она в свою глядится красоту

Как просто и как просто соблазниться

Представьте, что глаза ее как цепи

Представьте, что ее опора — я

Представьте, что она сама себя

Прихлопнула сачком из легкой ласки

Светает я тебя люблю всей ночью в венах

Всю ночь я на тебя смотрел

Мне обо всем осталось догадаться,

Я верю сумеркам они дают мне власть

Тебя укутать

И растормошить и волю к жизни

Хоть сам я в неподвижности застыл^{159}

Они дают мне власть тебя открыть

Освободить и снова потерять

При свете дня невидимое пламя

Уйдешь — а там за дверью виден свет

Уйдешь — а там за дверью виден я

И надо бы чтобы одной улыбке

Годились все на свете имена

Поль Элюар^{160}

Упряжка-время

Когда к моим дверям придет упряжка-время,

Я напою коней, стараясь не смотреть,

Ведь это не вода, а кровь моя струится,

А кони скосят глаз и фыркнут благодарно,

И мне на них глядеть все горше, я устал,

Я слаб, я одинок, мне до смерти тоскливо,

В глазах темно, и столько надо сил,

Чтоб дотянуть до дня, когда упряжка

Прискачет вновь и вновь поить коней.

Стволы

Что за сила

Тополь под луной?

Птица в ветках Под крыло сошлёт

Голову —

И близко и далёко.

Птица, тополь, ну какая сила

В спутанном союзе

Листьев, перьев,

Чтобы изменить свою судьбу?

Тишина стоит,

И круг забвенья

Охраняет их,

Пока не встанут

Солнце, память.

А наутро птица

Клювом обрывает сон, как нитку.

Дерево же расстилает тень,

Без которой невозможен день.

Жюль Сюпервьель «Тяготения»^{161}

Я показал вам несколько способов войти в поэтическое пространство, но существуют еще тысячи других. Поэзия должна не столько слушать себя, сколько создавать. Каждому следует найти свою поэзию. Я приглашаю вас начать поиски — возможно, у вас получится, — и, как говорится в пасторских наставлениях: пусть Благодать снизойдет на вас.

Деревья тропиков >{162} (Пер. О. Кустовой)

Я не знаю, какой нрав у дуба. Но я знаю, как он себя ведет и как ведут себя бук, осина и вяз и все их собратья из европейских лесов. Знаю я, как они себя ведут, это-то видно, и мне они не нравятся. Особенно я не люблю буков: целые леса их росли в сорока минутах ходьбы от моего дома, и все детство меня тошнило от них. Бук — как огромный сундук, который ненадолго извергает из своих недр облако листочков, вскоре они опадут, а он с важностью застынет. Засох? Вовсе нет, просто притворяется, этакий скупец. Бук рождается взрослым, бывает, что ему за две сотни лет никак не умереть.