Портартурцы - [29]

— Не курю, ваше превосходительство.

— Напишите, что я сказал, — обратился генерал к адъютанту, — и добавьте, что подкрепление левому флангу будет послано немедленно.

2

Самый жаркий бой был утром на правом фланге. Третья батарея подполковника Романовского, пострадавшая в бою третьего мая, выехала на закрытую позицию у высоты близ деревни Лиудятен. В этот день и прислуга батарей и командный состав вели себя весьма осторожно. Котловина скрывала пушки, а с горки, что была несколько правее, прекрасно были видны и японские движущиеся полки и орудия, нагло выдвинутые у восточного берега залива Хунуэза.

Утренние лучи солнца очень хорошо освещали складки местности и скопление в них неприятеля.

— Сегодня на нашей улице праздник, — говорил бомбардир-наводчик Ерофеев, раненный при стычке третьего мая.

С наблюдательной горки прибежал канонир Петров, поддерживающий связь между батареей и горкой.

— В залив входят военные суда!

В тот же момент раздались резкие выстрелы девяти дюймовых корабельных пушек. Прислуга батареи в страхе присела. Но через минуту все повеселели. Тяжелые снаряды посыпались на неприятеля. Это стреляли с канонерской лодки «Бобр» и с двух миноносок. Наши близлежащие батареи, забыв осторожность, еще ожесточеннее включились в бой. Японские колонны не выдержали и быстро откатились к деревушкам Мадятен и Яндятен. Прислуга японских батарей, расположенных по линии старых китайских укреплений на восточном берегу залива Хунуэза, бросила орудия и укрылась в ближайшие лощины.

— Нарвались, проклятые, — покрикивали канониры и наводчики. — Не помогли и шпионы.

Ерофеев, в промежутках между выстрелами, говорил:

— Трусы японцы, не то что наши артиллеристы. Смотри, что делается на наших позициях. С утренней за-

ри до сего времени там падают снаряды, а пушки все отвечают и отвечают.

— Беглый огонь! — командовал офицер. — Три секунды — выстрел!

Склоны Самсона стали окаймляться белыми облачками наших шрапнелей. Они разрывались там, где поблескивали огненные неприятельские языки от орудийных выстрелов и откуда двигались роты и батальоны.

3

Офицеры первой батареи корректировали свою стрельбу с высоты № 37. Японцы мало обращали внимания на русские полевые пушки, расставленные на Тафашинских высотах. Они всецело были заняты разгромом Наньшаня и атаками на него.

К группе офицеров подошел сотрудник газеты «Новый край» Ножин.

— Картина боя изумительно прекрасна, — говорил поручик второй батареи Михайлов, прибывший на высоту для связи и выяснения положения.

— Должен сознаться, я не ожидал от японцев такой прыти, — сказал подполковник Саблуков. — Смотрите, какие колонны, и на виду. Сегодня нет пустоты на поле сражения. В заливах стоят канонерки, а на их палубах даже невооруженным глазом видны люди. Жаль, погиб Верещагин. Он обессмертил бы этот бой и, пожалуй, последний красивый бой.

— Почему?

— Наша артиллерия все больше и больше совершенствуется и скоро таких дневных атак не будет. Даже и теперь, будь у нас побольше скорострелок, да установи мы вовремя Кане, можно было бы уничтожить всю японскую армию, наступающую на Киньчжоу.

«Рассуждают, — подумал Ножин. — Все охвачены болезненной говорливостью».

Между тем наши полевые батареи меткими выстрелами отгоняли левофланговые колонны врага от нижних окопов.

— Жарко поди на Киньчжоу. Мы в просчете, — вздохнул поручик. — Более двухсот неприятельских скорострелок, и большого калибра, против китайского старья, установленного на наших батареях. Генерал Фок уехал на Киньчжоу. Там неблагополучно. Говорят, полковник Третьяков отпускает во время боя артиллеристов в Артур, а генерал ловит их и возвращает обратно.

— Непостижимо, поручик. Ни одной дальнобойной пушки. Мы могли бы иметь бронированный поезд…

«Могли бы, нужно бы, — усмехнулся про себя Ножин. — О чем думали раньше? Молодежь — франты, а высшее командование в руках свиноподобных Стесселей. Шпионов видят в русских, а кругом — сотни людей, враждебных русским».

Ножин поморщился от неприятных мыслей. Он страшно не любил Стесселя. Генерал последние дни усиленно преследовал его.

К одиннадцати часам дня все атаки японцев были отбиты. Вражеская артиллерия замолкла. Цепи атакующих залегли на расстоянии в тысячу шагов от наших окопов, поддерживая оружейный огонь.

Прибыв на станцию Тафашин, генерал Фок принял на себя руководство боем. Полевые батареи стреляли слабо. Только с Известковой горы наши батареи по-прежнему усиленно обстреливали левофланговые японские пушки, брошенные прислугой. «Бобр» и миноносец ушли в Дальний. Со стороны бухты Кер показались свежие колонны неприятеля.

Прибыл ординарец от полковника Третьякова:

— На Киньчжоуской позиции все батареи подбиты, прислуга перебита. Полковник Третьяков боится за правый фланг и ждет подкрепления…

— Знаю! — воскликнул генерал, хмуря брови. — Как ведут себя японцы? Что там за передовыми окопами?

— Сотни пушек, ваше превосходительство. На высоте № 75 находится высшее японское командование, открыто наблюдает и шлет во все стороны своих ординарцев.

— Чепуха! Не может быть.

— Так точно, ваше превосходительство.

— Ну, мы им, сукиным детям, покажем, — Генерал погрозил рукой. Его душила злоба. — Ах, прохвосты! Ах, негодяи!