Порт-Артурский гамбит: Броненосцы Победы - [80]

– Ну, что с вами, ваше превосходительство? – наконец освободился младший судовой врач, лекарь Рейнвальт.

– Оее оауса, – прогудел адмирал, стараясь меньше напрягать рассечённую почти насквозь щёку, – е у уху аго.

"Скорее, пойалуйста" лекарь ещё понял, но разобрать "Мне в рубку надо" уже не смог.

– Сейчас, сейчас, ваше превосходительство. Сейчас укольчик сделаем… – Рейнвальт обернулся к санитару, – Шприц морфия!

– Ео и уау! – "заорал" Вирен и тут же зашипел от боли охватившей левую половину лица.

Благо эту его фразу сразу поняли (к тому же он продублировал свой приказ достаточно понятными жестами) и принесли перо и бумагу. Крупными неровными буквами, дрожащей рукой, Роберт Николаевич выводил: "Никакого морфия! Полстакана коньяку, перевяжите и пусть меня отведут в рубку".

– Да Господь с вами! – увидев написанное младший врач оторопел, – Я вам решительно это запрещаю! И здесь вообще распоряжаетесь не вы, ваше превосходительство!

Адмирал злобно глянул на расхрабрившегося доктора и снова застрочил по бумажному листку: "Немедленно перевяжите и не мешайте. Идёт бой. Выполнять приказ! Всё! Коньяк!".

– В чём дело, коллега? – подал голос старший врач броненосца Жоффре. Он уже приготовился оперировать тяжело раненого Щенсновича, но отвлёкся на шум и возню происходившие рядом.

– Да вот, господин адмирал рвётся на мостик.

– Не может быть и речи!

– Я вам покажу "не может быть и речи", костоправы хреновы! – свирепел в душе Вирен, – я вам потом кузькину мать устрою!

"Перевязать, не сметь меня задерживать!" – заскрипело снова перо в его руке.

Адмирала и так уже перевязывали. Прочитав его последнюю записку Рейнвальт сдался и только спросил:

– У вас же осколок в плече, Роберт Николаевич! Как вы с ним?

– Фоом! – выдохнул Вирен.

– Что? Ах да! Коньяка у нас нет, вот, спирта развели немного.

Адмирал с отвращением выпил разведёный, ещё тёплый спирт и решительно поднялся со стула… Напрасно так решительно, слабость от потери крови давала о себе знать. Вирена шатнуло без всякой качки, стоящий рядом матрос едва успел его поддержать задев при этом раненное плечо.

Роберт Николаевич стиснув зубы взвыл от боли. Будь он здоров – матрос пренепременно схлопотал бы минимум оплеуху. Причём не со зла – рефлексы бы сработали. Вирен никогда не бил нижних чинов, хотя они бы иногда предпочли бы получить хорошего леща от этого зануды и формалиста, чем простаивать потом в качестве наказания двенадцать часов под винтовкой, например.

На этот раз адмирал даже не разозлился на причинившего ему боль – хватило здравого смысла понять, что этот матрос хотел именно помочь и что без его, пусть и неудачной помощи всё могло кончится значительно более неприятно. Кивком головы приказав ему следовать за собой Вирен вышел из лазарета и направился к боевой рубке "Ретвизана"…

– Повреждений пока больше нет, ваше превосходительство, подтягиваемся к "Суворову", – отрапортовал слегка обалдевший Развозов, – Ход девять узлов, больше пока дать не можем.

– Машинное рубке! – донеслось из переговорного устройства.

– Есть рубка! – тут же отозвался лейтенант.

– Удалось слегка добавить оборотов.

– Вижу, на лаге девять с половиной узлов, спасибо! А ещё можете?

– Ну может ещё на полузла выжмем, но вряд ли. Лучше на это не расчитывать, Александр Владимирович.

– Ладно, и на том спасибо, – Развозов не успел ещё закончить разговор с механиком, как поступил доклад от сигнальщиков: "С пересветов запрашивают разрешение прекратить огонь главным калибром".

Вирен нахмурился и молча кивнул. Бой шёл уже третий час и шёл практически без перерыва. При таком огневом напряжении не было ничего удивительного, что броненосцы уже значительно подрастратили снаряды, было бы нерационально растрачивать дефицитный главный калибр на такой дистанции, где процент попаданий был крайне невелик. Нужно было приберечь "чемоданы" для какого-нибудь решительного момента, когда они смогут сыграть свою нокаутирующую роль.

После того, как с "Ретвизана" было передано "Добро" адмирала, русские облегчённые броненосцы перешли на огонь только средним калибром. Шестидюймовые снаряды теперь вряд ли могли серьёзно повредить противнику, но тем не менее кое каких успехов русские добились: разгорелся пожар на баке "Сикисимы" и замолчала его носовая башня. Временно, но замолчала. Однако далось это русским не даром, сначала очередной раз заполыхало на "Ослябе", а потом…

– С "Победы" запрашивают разрешения покинуть строй для заводки пластыря! – поступил очередной доклад в рубку "Ретвизана".

Вирен, очередной раз скрипнув зубами, кивнул: "Раз Зацаренный просится покинуть линию в такой момент, значит основания у него для этого очень веские"

– Да что же такое! – с отчаянием в голосе выкрикнул тот самый сигнальный кондуктор, – Вдвоём нас шестерых лупят! Какой чертяка им ворожит!?

Свирепо посмотрев на поддавшегося эмоциям, адмирал молча показал ему кулак.

Адмирал Уриу проявил, конечно, большое мужество, вступив со своими старенькими и слабенькими крейсерами в кильватер двум оставшимся боеспособными, броненосцам. И достаточно долго Фортуна была на его стороне: его корабли почти безнаказанно били по русским, а на них практически не обращали внимания – были цели посерьёзнее. И именно его отряду удалось совершить чудо – выбить из строя русский броненосец. Не получив при этом практически никаких повреждений.