Порождения света и тьмы - [11]

— Пошли-ка лучше отсюда, братец, — говорит Врамин и рассекает ткань кончиком своей трости.

Крышка гроба медленно приподнимается, когда они выходят сквозь стенку наружу.

Сзади них раздается шум. Его составляют вопли, крики «Мошенники!», «Гоните назад деньги!» и «Только взгляни на него!».

— «Как безумен род людской», — говорит зеленый человек, один из горстки живых существ, способных взять эту фразу в кавычки — и знать почему.

* * *

Он грядет, скачет с небес, верхом на огромном звере из полированного металла. Зверь этот о восьми ногах, и копыта его — бриллианты. Его туловище длиною с двух лошадей. Шея длиною с туловище, а голова — как у золотого китайского псоглавого демона. Синие лучи вырываются у него из ноздрей, вместо хвоста — три антенны. Он движется среди черноты, что лежит между звезд, медленно перебирая механическими ногами. И однако, каждый его шаг — из ничто в ничто — вдвое длиннее предыдущего. Ну а по времени не длиннее каждый шаг предшествующего. Светила вспыхивают рядом, тонут позади, гаснут. Он скачет по твердому веществу, проходит сквозь ад, пересекает туманности, все быстрее движется через буран падающих звезд в дебрях ночи. Если предоставить ему достаточный разгон, говорят, что может он совершить кругосветное путешествие по вселенной за один скачок. Что же будет, если он после этого не остановится, неведомо никому.

Его всадник был когда-то человеком. Это его прозвали Стальным Генералом. Не доспехи блестят у него на теле, это само его тело. На время пути он отключил большую часть своей человечности и теперь смотрит прямо перед собой — над чешуйками в виде бронзовых дубовых листьев, покрывающими шею его скакуна. Он держит поводья, числом — четыре, толщиной — как шелковая нить; они прицеплены по одному к кончикам пальцев его левой руки. На мизинце носит он кольцо из задубевшей человеческой плоти — не носить же ему металлические украшения, это и шумно, и не добавляет приятных осязательных ощущений. Плоть эта была когда-то его собственной; по крайней мере, облачен он был в нее в незапамятные времена.

Куда бы ни направлялся, берет он с собою разборное пятиструнное банджо, носит его в отсеке, неподалеку от которого привыкло биться его сердце. И стоит ему заиграть на нем, как превращается он в своего рода Анти-Орфея и люди идут за ним в Ад.

И к тому же он — один из крайне немногочисленных на просторах всей вселенной мастеров фуги времен. Говорят, что никому не под силу поднять на него руку, если он на это не согласен.

А зверь под ним был когда-то конем.

* * *

Всмотрись в мир, что зовется Блис, — с его цветом, смехом, ласковыми ветерками. Всмотрись в него, как Мегра из Калгана.

Мегра — нянечка в 73-ем Родильном центре Калгана, и она знает, что мир — это дети. На Блисе дышат сейчас друг на друга миллиардов десять людей, и прибывает, и прибывает число их — и мало кто отсюда уходит. Увядающие здесь расцветают. Детская смертность отсутствует. Плач младенцев и смех их изготовителей — вот самые частые звуки на Блисе.

Мегра из Калгана разглядывает Блис кобальтово-синими глазами из-под длинных светлых ресниц. Густые пряди светлых волос щекочут ей обнаженные плечи, а две их жесткие стрелки пересекаются иксом в самом центре лба. У нее маленький носик, ротик — голубенький цветочек, столь крохотный подбородочек, что о нем можно не упоминать. Ее грудь поддерживают серебряные бретельки, у нее золотой пояс и короткая серебряная юбочка. В ней с трудом наберется пять футов росту, и коснулся ее когда-то запах неведомых ей цветов. Она носит золотой кулон; и он жжет ей грудь, стоит мужчине приблизиться к ней с афродизиаком.

Девяносто три дня ждала Мегра, прежде чем удалось ей попасть на ярмарку. Длинной была очередь, ведь ярмарка — калейдоскоп цветов, запахов, движений — одно из немногих свободных мест на Блисе. На планете этой всего лишь четырнадцать городов, но покрывают они все четыре континента от моря до кремового моря, закапываются глубоко под землю и буравят небо. Даже под морями растянули они свои щупальца. На самом-то деле все они переплелись друг с другом, составляя четыре континентальных пласта цивилизации; но поскольку имеется там четырнадцать городских управ, каждая — с четко территориально обособленной сферой влияния, говорят, что и городов на Блисе четырнадцать. Город Мегры — Калган, где выхаживает она кричащую новую жизнь и сейчас кричащую старую тоже — всех цветов, всех форм. Поскольку можно построить генетическую структуру, удовлетворяющую любым пожеланиям родителей, а потом хирургически поместить ее в ядро оплодотворенной клетки, на каких только новорожденных не нагляделась Мегра. Ее собственные родители — люди старомодные — захотели немногого: кобальтоглазую куклу с силой дюжины-другой мужчин, чтобы могло дитятко постоять в жизни за себя.

Однако, успешно постояв за себя восемнадцать лет, решила Мегра, что пришла пора внести свой вклад в сумму всеобщего дыхания. Чтобы стремиться к бесконечности, нужны двое, и Мегра для своего стремления выбрала цветистую романтику открытого пространства, ярмарки. Жизнь для нее и занятие, и религия, и она намерена во что бы то ни стало служить ей и дальше. Перед ней — месячные каникулы.