Телефонный звонок прервал размышления Элизабет. Звонил Энтони. Сказал, что он поблизости и очень хотел бы зайти к ней. Элизабет удивилась — сейчас ей никого не хотелось видеть. Сначала она решила сослаться на плохое самочувствие, но, поколебавшись немного, все же пригласила Тони.
Вошли в гостиную, и Элизабет заметила, что Энтони бледен и взволнован.
— Хотите выпить что-нибудь? — спросила она.
— Да, пожалуй, немного виски.
— Возьмите там, в баре, — Элизабет села в кресло.
— Вам налить, Лиз? — спросил Энтони, доставая из бара бутылку Teachers.
— Нет, я сварю себе кофе, а вы поскучайте немного.
Элизабет вышла, а Энтони от нечего делать стал разглядывать картины, сплошь покрывающие стены гостиной. Энтони любил живопись и неплохо разбирался в ней. Он часами мог бы любоваться этими замечательными произведениями. Здесь было много подлинников известных европейских художников. Были неплохие современные австралийцы. Но коллекция не шла ни в какое сравнение с коллекцией, что была в доме у Майкла и Белинды. Энтони, когда Майкл был жив, частенько заезжал к ним полюбоваться произведениями искусства. Там висела картина молодого Моне с женщиной с зонтиком. Вот ее-то Майкл и обещал ему…
Вошла Лиз с чашкой кофе, села у окна. Энтони, оторвавшись от своих мыслей, налил себе еще виски. Она заметила, как дрожат его руки, и ее охватило предчувствие чего-то нехорошего, что она сейчас услышит.
Энтони сел в кресло рядом и без предисловия объявил:
— Я знаю, кто убил Майкла.
— Да? Ну и кто же?
— Пэт.
— ?!.. Вот как… из-за денег? Она что, знала о завещании?
— Нет, не думаю, что знала о завещании. Из-за любви. Неразделенной.
— Любви? К кому?
— К Майклу.
Элизабет в удивлении молчала. А Энтони, волнуясь и сбиваясь, непрестанно подливая себе виски, рассказал о том, как однажды во время гонки хотел спуститься вниз, но, услышав взволнованный голос Пэт и в ответ — раздраженный голос Майкла, остановился.
Пэт, горячась, говорила, что прошло больше года, как он, Майкл, обещал оставить Белинду и жениться на ней. Ведь она любит его, а Белинда давно к нему остыла, а, может, и не любила никогда. Майкл возражал, увещевая. Дескать, надо подождать еще немного, пока Джордж закончит школу и поступит в университет. На это Пэт, повышая голос, говорила, что у Майкла всегда находятся какие-то причины, и она не думала, что он такой нечестный человек.
Майкл на это ничего не ответил, и через минуту Энтони еле успел отпрянуть от трапа, как снизу выскочила Пэт. Ее лицо пылало от гнева. Не заметив Энтони, Пэт прошла мимо него, глядя прямо перед собой…
Ее губы произнесли: «Убью!»…
Элизабет слушала, не перебивая. Надо же, она думала, что хорошо знает своего отца, а оказывается — многое ей было неведомо! Невольно она вздохнула. Энтони замолчал и в задумчивости глядел на Элизабет. Даже омраченное горестной утратой лицо ее было удивительно прекрасно.
Повинуясь внезапному порыву, Энтони встал, подошел к сидящей девушке сзади и обнял ее за плечи. Она прижалась щекой к его руке и тихо заплакала.
— Ничего, ничего, милая, все образуется, — Энтони поцеловал ее в щеку… потом в краешек губ…
Элизабет в возмущении вскочила:
— Вы что себе позволяете?
— Я… я… только хотел… Лиз, я давно люблю вас!
— Как вы можете?! Уходите!
Энтони в смятении выскочил из дома.
Когда за Энтони закрылась дверь, Элизабет долго сидела неподвижно, глядя в окно. Там, невзирая на человеческие драмы, вовсю сияло солнце. На огромном дереве, раскинувшем свои старые ветви прямо напротив ее окна, расположилась стая больших белых попугаев. Они деловито крутили головами и время от времени разражались резкими криками, словно спорили о чем-то.
Неужели действительно — Патриция? Нет, не может быть…
Элизабет очень нравилась Пэт. Такая самостоятельная и решительная, уверенная в себе, открытая, доброжелательная, с сильным характером. Да, в порыве гнева она могла, наверное, совершить любой поступок. Но здесь все было тщательно подготовлено! Надо было все спланировать, достать яд… Уже не в порыве получается. Хотя, кто знает…
Не откладывая, Элизабет поехала к Пэт.
Та вдвоем с матерью жила в небогатом районе Лэйкхард. Их маленький домик в две спальни стоял в ряду таких же старых малопривлекательных домов. Перед домом росли две акации. Краска на доме давно облупилась, и кое-где из-под нее стыдливо выглядывали бурые кирпичи.
Элизабет поднялась по стертым ступеням и позвонила.
На звонок открыла Пэт. Нисколько не удивившись приходу Элизабет, будто ждала ее, Пэт пригласила девушку в гостиную. Небольшая комната, служившая гостиной, была уставлена мебелью, явно знавшей лучшие времена. Элизабет села в сморщенное кожаное кресло.
— Кофе хочешь? — спросила Пэт.
— Нет, спасибо, только недавно пила, — Элизабет не знала, с чего начать разговор.
— Пэт, кто пришел? — раздался откуда-то старческий надтреснутый голос.
