Поросенок в колючей шубке - [3]
А Снежинка теперь уже твёрдо знала, что за окошком сидит поросёнок в колючей шубке.
— Поросёнок! — ещё громче крикнула она. — У тебя же есть шубка. Выходи с нами играть!
«Так, — подумал Ежик. — Там под окошком, наверное, сидит поросёнок в шубке и не хочет играть. Надо пригласить его в дом и напоить чаем».
И он слез с подоконника, надел валенки и выбежал на крыльцо.
— Поросёнок! — крикнул он. — Идите пить чай!
— Ежик. — сказала Снежинка, — поросёнок только что убежал. Поиграй ты с нами!
— Не могу. Холодно! — сказал Ежик и ушёл в дом.
Закрыв дверь, он оставил у порога валенки, подбросил в печку дровишек, снова влез на подоконник и прижался носом к стеклу.
— Поросёнок! — крикнула Снежинка. — Ты вернулся? Выходи! Будем играть вместе!
«Он вернулся», — подумал Ежик. Снова надел валенки и выбежал на крыльцо.
— Поросёнок! — закричал он. — Поросёно-о-о-к!..
Выл ветер, и весело кружились снежинки.
Так до самого вечера Ежик то бегал на крыльцо и звал поросёнка, то, возвратившись в дом, залезал на подоконник и прижимался носом к стеклу.
Снежинке было всё равно, с кем играть, и она звала то поросёнка в колючей шубке, когда Ежик сидел на подоконнике, то самого Ежика, когда он выбегал на крыльцо.
А Ёжик и засыпая боялся, как бы не замёрз в такую морозную ночь поросёнок в колючей шубке.
ЗИМНЯЯ СКАЗКА
С утра падал снег. Медвежонок сидел на опушке леса на пеньке, задрав голову, и считал, и слизывал упавшие на нос снежинки.
Снежинки падали сладкие, пушистые и, прежде чем опуститься совсем, привставали на цыпочки. Ах, как это было весело!
«Седьмая», — прошептал Медвежонок и, полюбовавшись всласть, облизал нос.
Но снежинки были заколдованные: они не таяли и продолжали оставаться такими же пушистыми у Медвежонка в животе.
«Ах, здравствуйте, голубушка! — сказали шесть снежинок своей подруге, когда она очутилась рядом с ними. — В лесу так же безветренно? Медвежонок по-прежнему сидит на пеньке? Ах, какой смешной Медвежонок!»
Медвежонок слышал, что кто-то в животе у него разговаривает, но не обращал внимания.
А снег всё падал и падал. Снежинки всё чаще опускались Медвежонку на нос, приседали и, улыбаясь, говорили: «Здравствуй, Медвежонок!»
«Очень приятно, — говорил Медвежонок. — Вы — шестьдесят восьмая». И облизывался.
К вечеру он съел триста снежинок, и ему стало так холодно, что он едва добрался до берлоги и сразу уснул. И ему приснилось, что он — пушистая, мягкая снежинка… и что он опустился на нос какому-то медвежонку и сказал: «Здравствуй, Медвежонок!», а в ответ услышал: «Очень приятно, вы — триста двадцатая».
…Пам-па-ра-пам! — заиграла музыка. И Медвежонок закружился в сладком, волшебном танце, и триста снежинок закружились вместе с ним. Они мелькали впереди, сзади, сбоку и, когда он уставал, подхватывали его, и он кружился, кружился, кружился…
Всю зиму Медвежонок болел. Нос у него был сухой и горячий, а в животе плясали снежинки. И только весной, когда по всему лесу зазвенела капель и прилетели птицы, он открыл глаза и увидел на табуретке Ежика. Ежик улыбался и шевелил иголками.
— Что ты здесь делаешь? — спросил Медвежонок.
— Жду, когда ты выздоровеешь, — ответил Ежик.
— Долго ты ждешь?
— Всю зиму. Я как узнал, что ты объелся снегом, сразу перетащил все свои припасы к тебе…
— И всю зиму ты сидел возле меня на табуретке?
— Да, я поил тебя еловым отваром и прикладывал к животу сушёную травку…
— Не помню, — сказал Медвежонок.
— Ещё бы! — вздохнул Ежик. — Ты всю зиму говорил, что ты — снежинка. Я так боялся, что ты растаешь к весне!..
ДОБРЫЙ СЛОН
В феврале Ежик целыми днями топил печь и всё равно по утрам не мог вылезти из постели — так было в доме холодно.
«Что же это за наказание? — бормотал Ежик, слезая с постели и всовывая лапы в валенки. — Ещё неделю постоят такие морозы — и у меня ни одной дровишки не останется!»
И он зашаркал к печке, отодвинул заслонку и развёл огонь.
Огонь весело загудел, и Ежик стал обдумывать своё бедственное положение.
«В лесу теперь снегу видимо-невидимо! — думал он. — И все тоненькие ёлочки занесло. А толстую одному не спилить… Хорошо, кабы Медвежонок наведался: у него и топор острый, и пила есть, и специальные саночки, чтобы дрова возить… Вот пришли бы они вместе с Осликом и сказали: „Ежик, у тебя, наверное, дрова кончились? Пойдём напилим и наколем новых!“ А я бы их напоил чаем, и мы бы все трое пошли в лес, и тогда бы я ни за что не замёрз. А теперь Медвежонок, наверное, крепко спит и совсем забыл обо мне…»
И Ежику стало так грустно, что он подкинул ещё две дровишки и, уже ни о чём не думая, стал смотреть на пламя.
Печь разогрелась, и теперь в доме было тепло, и Ежику уже не верилось, что дровишки могут кончиться и он замёрзнет. И он, незаметно для себя, размечтался…
«Вот, — мечтал Ежик, — кончатся у меня дрова, и совсем станет холодно, и начну я замерзать… И об этом узнает Слон в зоопарке. Он притворится спящим, а когда сторожа уснут, прибежит в лес, найдёт мой домик, всунет хобот в трубу и станет тепло дышать. А я скажу: „Спасибо, Слон. Мне очень тепло. Пойди теперь погрей Медвежонка, — у него, наверное, тоже кончились дрова…“ И Слон будет каждую ночь убегать из зоопарка и дышать в трубу мне, Медвежонку и Ослику — и мы не замёрзнем!..»
