Порок сердца - [76]
Я вот чего сейчас подумала, может, Бог мне тогда мальчика на девочку переменил? В наказание. В общем, едет бедная беременная сука, больная «испанкой», к хозяину, а он уже литр водки в глотку залил, «газету правду» прочитал и бейсбольной битой ногу чешет, если б знала, так сразу бы в роддом махнула, а так приехала за амнезией. Кинг Конгу повезло больше, хотя тогда это сразу понять было трудно. Мой верный бодигарт зашел первым, и Павлов сразу огрел его битой. Великан, не пикнув, рухнул, заливая ковер кровью из пробитой башки. Меня же Павлов как какуюто тряпку перекинул на диван и начал свой дурацкий допрос. Он был омерзительно пьян, страшен и при всем этом ужасно смешон. Так далеко он никогда не заходил. «Кто отец этого ребенка? Говори или умрешь, сука!» Почему бы мне тогда было не сказать ему «ТЫ» и закончить эту комедию. Смертельная усталость сковала мне рот. Какое-то тупое безразличие, я даже перестала ощущать свой ужасно тянущий живот и мальчика, которому совсем уже не терпелось выйти и встретиться со своим милым «отцом», вращающим белыми бешеными глазами и крутящим у меня над головой толстой палкой. В этот момент я остро поняла, что скоро умру. Меня убьет не Павлов, а мой ребенок. Бог мне это сказал. Я смотрела сквозь беснующегося мужа, туда, где на берегу теплого испанского моря лежал истекающий кровью Кинг Конг, чуть поодаль стоял, молча вопящий, кровавый фонтан Женя, с жезлом в руке, и загорала под тихо падающим снегом Катя, широко раскинув мертвые руки. Все это зря! Вот какая была последняя мысль у меня в голове, когда я услышала свой брезгливый голос: «Кто угодно, только не ты, Павлов». И какой-то сильный треск. Потом были тишина и темнота, длиной в восемь лет. Наверное, я это заслужила. Заслужила своей героической любовью к императору Павлову, которого, мне казалось, я знаю как свои пять пальцев. Ему ведь, несмотря на смертельный риск, хотела родить наследника, чтоб управлял его великой коламской «империей»:
Ночной клуб, казино, магазин, ларьки и я.
Вот такая вот была у него «империя».
Стихи! Когда через месяц после свадьбы Павлов меня избил, приревновав к приятелю бандосу, — я не сильно удивилась. Павлов всегда кого-нибудь бил в школе. Я просто собрала вещички и попыталась уйти. Потом были слезы, извинения и безумный секс, ночь и день напролет, и я осталась, а через пару месяцев подобных ритуалов даже втянулась. Скоро, чтобы не расстраивать мужа беспочвенностью скандалов, я действительно стала флиртовать с его дружками и заметила, как крепнет и растет наша непростая любовь. Потом Павлов бросил Москву, и мы вернулись в тихий Коламск, потому что Саша созрел до «империи». Он и в детстве казался мне каким-то римским легионером — гордый профиль в шрамах, вечные драки, но пришла пора мирного бизнеса, и Павлову она тоже покатила. Все-таки император в Коламске лучше, чем мелкий бандит в Москве. А я, конечно, должна была стать коламской Мессалиной — на меньшее Павлов был не согласен. Его любовь требовала постоянной ревности, и я, как могла, старалась преуспевать в своем нелегком эротическом жанре. Мой муж наверняка знал про всех моих любовников, исключая Женю, доктора и, конечно, попа…
Другое дело — ребенок. Про наследника Павлов начал мне жужжать еще до свадьбы. Сын — это святое для римского императора, и я согласна, но папаша Павлова, алкоголик, доживал свой век в петелинской дурке. Там же помер его дед. Я, конечно, девица экстравагантная, но у нас в Испании с этим строго. Гены превыше всего. Вот и пыталась нажить ему наследника с игрушечным Женей — не заладилось, поп, услышав мою просьбу, в ужасе убежал от меня, крестясь и бормоча, — можно было обмануть и его, но было слишком стремно, что же мне оставалось? Я поделилась своей печалью с добрым и внимательным врачом, aigo raro, pero bueno[43], который опекал мое порочное сердце и не смог мне отказать, учитывая мои природные способности к обольщению и круглую сумму за донорство.
Ну и конечно, обещание молчать до смерти, что я и сделала. Но как эта дура, Ким, узнала об этом? Как в ее убогую головенку пришла мысль шантажировать меня? Знает только темный лес, где она лежит.
