Порок и добродетель (Звонок из преисподней) - [95]

– Да какая разница? Он все еще сохранил над тобой власть, и ты в глубине души это знаешь. И именно этого ты боишься. Того, что он снова сможет завладеть твоим сердцем. Он – твоя ахиллесова пята, хотя действует он больше на другое место. И он единственный, кто на это способен. – Крис покачала головой. – Он изменил тебя, Джулия, сделал из тебя женщину со всеми вытекающими отсюда последствиями, а ты такой вовсе не хотела стать. Несмотря на все эти вопли сторонников женской эмансипации насчет самоудовлетворения и роста сознания, женщине в жизни для полноты счастья нужен мужик. Пусть воспевают мастурбацию как путь к настоящей свободе, но мне это не подходит. – Она взглянула на подругу. – Да и тебе тоже.

Джулия с изумлением смотрела на нее.

– Я думаю, что ты боишься той женщины, в которую он тебя превратил, которую ты не знаешь и не понимаешь. Хуже – которую ты не в состоянии контролировать. Внешне у тебя вроде все в ажуре, все идет как по маслу, никаких проблем, особенно эмоциональных, с которыми, если верить тебе, ты не в состоянии справиться. Брэд Брэдфорд – единственный человек в этом мире, кто может сбить тебя с пути истинного, и ты боишься, что встретишь его там и не сможешь его остановить. – Она смотрела прямо в испуганные глаза Джулии. – Он виноват в том, что ты держишь Маркуса на расстоянии нескольких вытянутых рук и не позволяешь ни одному мужчине пересечь определенную границу. Он разделил тебя на две половины: с одной стороны, хочется, с другой – колется. Любишь и ненавидишь одновременно, совсем как тот несчастный придурок Катулл. Помнишь, ты мне привезла книгу в переводе на английский? Он любил эту шлюху Лесбию и одновременно ее ненавидел. Odio et amo,[12] лучше о тебе и не скажешь, моя дорогая. – Крис печально кивнула. – Я ведь по собственному опыту говорю, малыш. Я перебрала сотню мужиков, или больше, прежде чем нашла своего Билла, но для тебя они все сошлись в одном. Господь свидетель, я жалею, что в моей жизни не было Брэда Брэдфорда. – Она добавила без обиняков, – Ты всё испортила, Джулия. Всегда хотела больше, чем он мог тебе дать. Идеал ей подавай. Для Джулии Кэрри – все только наилучшее. Неужели тебе никогда не приходило в голову, что идеальное – идеально занудливо? Твоя беда в том, что ты не можешь выносить бородавки. И если ты по сей день так к нему относишься, после всех этих пяти лет, то какого черта ты не боролась за него тогда? Я бы заставила его и его мамочку выслушать несколько истин! Но не ты. Нет, нет. Ты предпочитаешь сохранить гордость. Ты руки пачкать не станешь, не унизишься до простых человеческих поступков. Тебе нравится вид, открывающийся с твоего пьедестала! И не то чтобы ты не могла по-настоящему драться, когда нужно. Я же видела тебя в действии – но лишь если речь идет о работе. От всего остального Ты бежишь без оглядки.

– Я тоже не могу объяснить этого, – сдавленным голосом призналась Джулия, – хотя очень стараюсь.

– Есть такие вещи, которые объяснить невозможно. В каждом человеке смешались добро и зло, жар и холод, страхи и уверенность. По моей теории, у тебя все так потому, что ты росла вне обычных норм и правил. Ну, знаешь, там папа-мама, дети. Ты была слишком молода, когда потеряла родителей, не успела узнать, что значит их иметь, и основное влияние на тебя оказывала властная старуха, ничуть не менее надменная, чем твоя бывшая свекровь. Это она научила тебя считать любовь слабостью, которой следует всячески избегать, поскольку она – апофеоз глупости. Неудивительно, когда у тебя что-то не вышло, ты уверила себя, что все дело в том, что ты ее не послушалась, не поверила в ее правду. Вот только Ты подзабыла; что твоя старая тетка не может претендовать на истину в последней инстанции. У истины разные формы и размеры. Маркус прав, ты готова откусить себе нос из ненависти к своему лицу. Пойди, посмотри на себя в зеркало!

Джулия никогда не видела Крис в таком гневе. Она даже заволновалась. «Пьедестала? – подумала она. – Я ведь не такая, не может быть». Она встала, прошла через комнату к зеркалу и уставилась на свое лицо. «Без носа у меня будет тот еще вид», – подумалось ей.

Когда она сказала Маркусу, что принимает предложение насчет Лос-Анджелеса, он произнес лишь одно:

– Я знал, что ты образумишься.

Она не стала говорить ему, что как раз в разумности своего решения, она и сомневается больше всего.

Эстер Брэдфорд протянула руку к трезвонящему телефону.

– Эстер Брэдфорд слушает… а, я ждала от тебя звонка. – Она, поморщившись, откинулась в кресле. С годами артрит все больше давал себя знать, она уже не могла ходить без палки. Пока она слушала своего собеседника, машинально рисовала что-то карандашом в лежащем перед ней блокноте. Страница была испещрена цифрами, но сейчас она явно рисовала букву «Д».

– Ты вполне уверен… она не передумает в последнюю минуту? Мне не стоит напоминать тебе, что твое благополучие, даже твоя свобода зависят от того, насколько тщательно ты будешь мне все сообщать. Никаких предположений, пожалуйста, лишь факты, точные и бесспорные. Ты же знаешь, я никогда ничего не оставляю на волю случая. Прекрасно. Но на этот раз я хочу иметь бесспорные доказательства. Ты и так с этим слишком долго возишься, а время уже поджимает. – Она снова послушала, а карандаш окружал «Д» целой путаницей колючей проволоки. – Попробуй иначе. Я тебе предоставила достаточно свободы. У тебя великолепные возможности. Воспользуйся ими. – Она снова послушала. – Хорошо. Держи меня в курсе.