Порок и добродетель (Звонок из преисподней) - [26]

Она с такой ненавистью взглянула на него, что можно было подумать, он предложил ей жить в сарае.

– Дороти думает… – Дороти была его женой, которую Эстер считала парвеню, выскочкой. – Видите ли, у нас дети, так что она хотела кое-что изменить…

И снова он замолк под ее ненавидящим взглядом. Про себя он решил, что жена скорее всего права. Эстер сошла с ума от горя.

– Какие изменения?

У него мурашки поползли по коже.

– Ну, довольно существенные, сами понимаете. Дороти хочет сделать дом более современным…

– Современным!

Он отступил на шаг.

– Почему бы и нет? – спросил он, набираясь храбрости.

– Здесь ничего не менялось несколько поколений. Это же Эрун, придурок!

– Послушайте, успокойтесь, это же мой дом теперь, сами понимаете. Я могу делать с ним что захочу!

«Не уступай ей, – говорила ему жена. – Не разрешай ей помыкать тобой. Сам знаешь, какая она. Если дать ей волю, то она нас выгонит во флигель. Ты теперь маркиз, не позволяй ей себе указывать».

Будь у нее такая возможность, Эстер отправила бы его в ад. Она подумывала даже, не избавиться ли от него, но у него было два сына. Какими бы дикими ни казались ей планы этого ублюдка и его жены – дочери торговца, хозяйничающих теперь в Эруне, сделать она ничего не могла. Все так и останется. Она едва не задохнулась от подавляемого крика. Папа! Папа! Ненависть поднималась, подобно тошноте. И все потому, что она не мужчина. Да она не хуже, даже много лучше, чем любой из них! Только потому, что у них есть эта штука в штанах и они могут производить детей! Она подавила стон. Нельзя об этом думать. Эрун должен был принадлежать ей. Что же, она им всем покажет! Она отомстит за то, что с нею сделали. Она покажет мужчинам, на что способна женщина.

Она смотрела на пухлое лицо своего кузена, и ее переполняло отвращение; затем она повернулась и быстрым, яростным шагом вышла из дома и пошла через лужайку. Она не заметила, как один из присутствующих на похоронах, высокий, худой мужчина с торжественным выражением лица, отделился от толпы причитающих родственников и друзей и последовал за ней в отдалении. Она казалась ему очень красивой, а ее характер приводил его в трепет. «Такая красивая, – подумал с одобрением, – и такая гордая». Он смотрел, как она вышагивает, высоко подняв голову, в направлении озёра, где плавали белые лебеди. «Она сама – лебедь», – весьма романтически подумал он, хотя, по сути, был вполне приземленным человеком.

До него донесся ее высокий, властный голос, который она не трудилась понизить ни по какому поводу. Она обращалась к лебедям.

– Даже вас, мои красавцы. Они забрали все… все…

«Как ей должно быть горько, – подумал он. – И в каком она гневе!» Он даже поежился от удовольствия. Он слышал, как она разговаривала со своим двоюродным братом. Какой величественной она была в гневе! Но в этот момент она, должно быть, почувствовала его присутствие, потому что взглянула через плечо в его сторону. Прекрасно воспитанная, она сумела скрыть раздражение, так что он счел ее улыбку искренней.

– Я только хотел попрощаться, – начал он неуверенно. – Мой корабль сегодня отплывает из Саутгемптона.

– Разумеется. Вы ведь из американской ветви семьи, верно?

– Да. Уинтроп Брэдфорд. У нас общие предки, но в вашем случае это сэр Генри, а в моем – его младший брат Уильям.

Эстер взглянула на его худое лицо с длинным носом. Типично брэдфордовскими были светлые волосы и высокий рост. Он ей уже надоел, но она вежливо спросила:

– И много вас там?

Он удивленно и досадливо рассмеялся.

– С избытком. Большой клан. Одна из старейших семей в Бостоне. Мы там живем уже около двухсот девяноста лет.

Его неприкрытая гордость заставила Эстер улыбнуться. Ее собственная семья жила на этой земле уже около тысячи лет.

– Как-то про американцев никто не думает, что у них есть предки, – забавляясь, промолвила она.

Его бледное лицо вспыхнуло.

– В Бостоне это имеет большое значение.

– В самом деле? А мне казалось, что там живут только краснокожие индейцы и гангстеры.

– Вы явно никогда не бывали в моей стране.

«Да, и не собираюсь», – подумала Эстер.

– Уверяю вас, вам понравится, – заверил Уинтроп. – Бостон – очень цивилизованный город, Англия в миниатюре, но, тем не менее, он – колыбель нашей независимости.

– Надо же! Тогда очень мило с вашей стороны приехать на похороны моего отца.

– Мы гордимся своими связями с Англией!

– Но, разумеется, с аристократией вы разделались?

– Только не в Бостоне! Кто ты – там значительно важнее, чем какой ты!

Он нагнал на нее такую тоску, что она позволила себе сказать ему жестко:

– Мой отец считал, что вы там все переженились внутри семьи, что это уже почти инцест.

Его худое лицо снова вспыхнуло.

– Верно, мы предпочитаем жениться на родственниках, – неохотно согласился он. – Среди моих собственных предков – Адамсы, Кэботы и Лоувеллсы. Моя мать из Адамсов.

Эстер хотелось рассмеяться ему прямо в лицо. Что это за фамилия такая – Адамс? Он же произнес ее тан, будто они сидели справа от Господа.

– Мы очень гордимся своими предками, – продолжал тем временем Уинтроп. – Более того, мы стараемся сохранить в себе все английское, – кроме права наследования титула, разумеется.