Пороги - [47]

— Разве и он пьет?

— Нет, абсолютный трезвенник. Тем не менее она и его топчет. У нее способность топтать людей молча, одним взглядом. Как вы думаете, Анна Кирилловна, что мне делать в сложившейся ситуации?

— Оставить Нешатова в покое. Пусть не вы его, пусть он вас ищет. Пусть не вы к нему приходите, а он к вам.

— Вы шутите. Ко мне приходить некуда. Комната в коммуналке, стены тонкие, все решительно слышно, соседи любопытные. Комната для личной жизни ужасная. У меня и брак-то из-за этого расстроился, из-за акустики. Стучали в стену и кричали: «Плохо слышно!» И вообще, в вас, Анна Кирилловна, говорит девятнадцатый век. Не буквально, я знаю, вы родились в двадцатом, но мораль девятнадцатого в вас преобладает. Тогда считалось, что мужчина должен быть активным, а женщина пассивной. Хотя и тогда бывали исключения, например, Татьяна писала Онегину. В наше время исключения стали правилом. Все зависит от женщины. Ее — первая роль. Первая влюбляется, признается. Первая разводится. Все она.

— Может быть, вы и правы. Только что, стоя в очереди за апельсинами... Кстати, хотите апельсин? Берите из мешка. Стоя в очереди за апельсинами, я думала о том, как по-разному люди разных поколений понимают слово «любовь».

— Что тут понимать? — отвечала Даная, чистя апельсин. — Любовь — это когда жить без человека не можешь.

— Совсем или временно?

— Конечно, временно. Если бы совсем, можно было бы загнуться.

В комнате повис веселый запах апельсина. Даная тоже повеселела:

— Анна Кирилловна, вы на меня благотворно действуете. Ваши советы я учту с поправкой на время. Как вы думаете, а не выучиться ли мне играть на гитаре?

— Зачем?

— Для обаяния. У меня хороший голос, я умею красиво петь, но для полного эффекта не хватает гитары. Чтобы кончить песню, тряхнуть волосами, руку положить на струны, погасить звук. Я одну девушку видела — у нее это здорово получается. Волосы должны быть до плеч, но я отращу.

— Ну что ж, попробуйте.

— Возможно, если бы я владела гитарой, моя личная жизнь была бы удачнее. В сущности, я ведь простая баба, мне вся эта кибернетика ни к чему. Я бы пироги пекла, они у меня хорошо получаются. Только есть их мне нельзя из-за фигуры.

— Конечно, Даная, вам хорошо бы выйти замуж.

— А я что, не знаю? Не за кого мне выходить. Если у вас наклюнется подходящая кандидатура, дайте мне знать.

— Хорошо, буду иметь в виду.

— Анна Кирилловна, я вам все о себе рассказываю, а вы мне о себе ничего. Вы были счастливы с мужем?

— Вероятно, была, но тогда этого не сознавала. Очень всегда была занята, не до счастья было.

— Это хорошо, когда не до счастья. А мне всегда было до счастья. Моя жизнь, как синусоида: подъем — спуск, счастье — разочарование. Первое время с Нешатовым я была счастлива, мне казалось, он меня любит, потом — хуже, потом — под ось абсцисс. Знаете, Анна Кирилловна, мне пришла в голову конструктивная мысль. Что если мне сходить к этой, как ее, Марианне?

— Это еще зачем?

— Посмотреть, не покрасилась ли. А главное, посоветоваться.

— Мне эта мысль кажется нелепой. Но, может быть, вы со своей точки зрения и правы. Трудно понять современную молодежь.

— Хороша молодежь! Скоро на пенсию. Этак вы и про Нешатова скажете «молодежь».

— А что? Он мой ученик и всегда для меня мальчик.

Прекрасен русский обычай пить чай в любое время дня и ночи! За чаем забываются самые трудные горести. Даная пила чай уже совсем веселая.

— Анна Кирилловна, вы мне дали много ценных советов, и я вам хочу отплатить тем же.

— Пожалуйста.

— Прежде всего вопрос: почему вы носите чулки, а не колготки?

— Не знаю. Привыкла к чулкам. Кроме того, в поясе с резинками я как-то стройнее, если ко мне применим этот термин.

— Опять девятнадцатый век. Наше время требует колготок. Я давно вам хотела сказать, но стеснялась. Когда вы нагибаетесь, у вас сзади получается совсем плохо, три этажа: чулки, тело, трусы.

— Что вы говорите? Я и не знала. Спасибо, что сказали, я теперь буду остерегаться.

— А я вам подарю колготки. Какой у вас размер?

— В прошлом году был пятьдесят шесть. Но, боюсь, с тех пор я еще потолстела. Другие от тревог худеют, а я толстею.

— А какие у вас тревоги?

— Разные. Например, Гоша Фабрицкий. Совсем не работает над диссертацией.

— Бедный мальчик! Жертва любви, как и я. Похож на мартовского кота.

— У него в году двенадцать мартов.

...В прихожей прозвучал звонок. Анна Кирилловна прислушалась. Ага, Катя открыла дверь. Голоса. Пришел Тамерлан. Ничего, слава богу, целуются.

21. Алла

Я не знал, что на меня это так подействует. Волосы Аллы. Сразу возникла она вся: кормленая, белая, с тяжелыми смоляными волосами. Расчесывала их утром в постели, широко зевая, потягиваясь. Я терпеть ее не мог, но все же любил. Странной любовью, с примесью отвращения. Именно отвращение, примешиваясь к любви, придавало ей особую остроту. Так, говорят, аромат духов обусловлен содержащейся в них вонью.

Это было наваждение, какое-то колдовство. Именно колдовство, ведовство. В Средние века такую Аллу сожгли бы на костре.

Когда первая увлеченность прошла, стало раздражать в ней все. И белая кожа, и черные волосы, этот наглый контраст цвета кожи и цвета волос. И звериная жадность в еде и любви. И привычка ковырять в зубах шпилькой, а то иглой, чем попало. А больше всего — как она дышала по ночам. Не храпела, а именно дышала. Как будто всасывала в себя и постепенно выпускала весь воздух, находившийся в комнате, и я уже не мог дышать этим отработанным воздухом.