Порог дома твоего - [38]
— Рано заговорил о смерти, Юсуп.
— Правильно, Вахтанг. Подымлю еще. Двух сыновей вырастил, трех дочерей… Внуков тоже растить надо.
— Сколько же у тебя внуков?
— О! Много у Юсупа внуков, много. Больше, чем пальцев на руках и ногах… Богато живу… А ты как, Вахтанг? Опять спешишь?
— Спешу, Юсуп… Вот потолкуем, и я сразу же к Ризали.
— Габаидзе?
— Да, к нему… Он ведь тогда пришел к нам.
— Сказать о Мухтаре?
— Мухтара мы еще до него схватили. У самой границы. А когда возвращались обратно, на заставу, смотрим — Ризали Габаидзе. Руки связаны, а за спиной — огромный куст орешника. С корнями вырвал…
И Тулашвили, немного помолчав, присел на камень, рядом с Юсупом.
ПОВТОРИ СЕБЯ…
1
День первого совместного дежурства на Брестском пограничном контрольно-пропускном пункте навсегда запомнился и Василию Григорьевичу Самохвалову и его сыну Валерию.
Накануне, когда Валерий вернулся из штаба, его глаза излучали радость.
— Отец! — позвал он, едва переступив порог. — Можешь меня поздравить…
Василий Григорьевич, заждавшийся сына, порывисто шагнул ему навстречу:
— Поздравляю… Если, конечно, не шутишь, — добавил он, осторожничая.
Ему словно бы все еще не верилось, что давняя мечта его — подготовить себе на смену сына — наконец-то сбылась. К тому же как нельзя вовремя… Впрочем, от Валерия он все еще скрывал, что скоро уйдет в запас. Не спешил делиться этой новостью и сейчас.
— Шучу?.. — переспросил, ничего не подозревая, Валерий. — Да меня знаешь кто принимал? Сам полковник. Зачисляю, сказал, на должность контролера, сегодня же и приказ подпишу. А завтра выходи на службу.
— Куда же?
— К загранпоездам. Вот так! — Сын высвободился из объятий, чуть отступил и пристально посмотрел на отца. — А знаешь, с кем? — спросил, намереваясь сообщить еще что-то, пожалуй, не менее важное.
— С кем же? Я ведь всех, кого наставниками посылают, знаю.
— С тобой. Тоже полковник сказал. Походишь, говорит, для начала с отцом, он тут у нас ветеран из ветеранов. У кого же еще, как не у него, тебе стажироваться!
— Так уж больше и не у кого? — засомневался Василий Григорьевич и, гася свое внезапное смущение, с усердием потер лоб узловатыми, огрубевшими пальцами. Глубокие, уже довольно частые морщины над густыми бровями на мгновение разгладились, сразу сделав его лицо моложе. Не нравилось ему, когда его хвалили, а тем более выделяли среди других.
— Что-то я тебя не совсем понимаю, — сказал сын, и уголки его губ тронула улыбка. — Думал, обрадую, а ты вон что… Другого наставника мне подыскиваешь? Нашли бы, да только зачем? Лично меня твоя кандидатура больше устраивает.
— Ишь ты, — отец покачал головой, — устраивает… Видите ли, его устраивает… Ну, а я вроде бы не в счет… Ты сперва мнением старшего поинтересуйся. С этого конца начинай.
— Давай и с этого… — охотно согласился Валерий. — Результат все равно будет тот же. Ведь пограничный наряд штабом уже назначен. В каком составе? Самохваловых… Звучит? А?
— Звучит, — не без видимого удовольствия согласился Василий Григорьевич.
Он помолчал, ни на миг не отрывая от сына своих пристально всматривающихся глаз, и, привычно взяв его под руку, не спеша повел в глубь комнаты.
Они уселись за круглым, накрытым цветастой скатертью столом друг против друга, как частенько усаживались и прежде, когда было о чем поговорить. Не условливаясь заранее, оба ощутили в себе эту неотложную потребность в неторопливом, обстоятельном и, конечно же, откровенном разговоре, будто в дальнейшем без него не смогли бы и шагу ступить.
Первым собрался с мыслями отец.
— Сбылась, Валерка, мечта наша, сбылась, — он положил перед собой руки и, довольный, потер ладонью о ладонь. — Как давно задумано было, сколько воды с той поры утекло, а вот, поди ж ты, пришел этот час. — Завтра — в наряд. На охрану границы — вместе. Ты понимаешь, что это значит для меня? Сколько таких нарядов было за всю жизнь, но еще ни одного — с тобой. И на равных.
— О нет, не на равных, — запротестовал Валерий смеясь. — На службе так не бывает. И потом — не могу же я приравнивать себя к тебе. Ты и отец, и мой начальник. По всем статьям тебе быть старшим. Ну а меня и скромная роль подчиненного вполне устраивает. Надеюсь, излишне строг не будешь?
— На что намекаешь? — улыбнулся отец. — Уж не рассчитываешь ли на поблажки?
— А то как же… Рассчитываю. По-родственному…
— По-родственному? — подхватил Василий Григорьевич. — Давай, не возражаю. Только строгости будет еще больше. Ты это учти.
— Уже учел, я того и желаю, — не растерялся Валерий. — Ничьи поблажки мне не нужны, особенно на первых порах. Кроме того, я очень хорошо тебя знаю, гладить по головке не умеешь… Так что у нас все будет только по уставу, даже обращения друг к другу… Слушаюсь, товарищ прапорщик! Так точно, товарищ прапорщик! — чеканил Валерий.
— Ну, смотри.
— А что смотреть? Ведь и я кое-что уже повидал. Свою срочную где служил? На линейной заставе. Как-никак — две зимы и два лета. Чему-нибудь да научился. Правда, тут граница совсем другая, вроде бы даже как и не граница. Ни двухцветных, красно-зеленых столбов, ни контрольно-следовых полос, ни троп дозорных… Невидимка какая-то.
1943 год. Красная армия успешно развивала наступление в Белоруссии. Перелом в смертельной схватке двух колоссов произошел. Но у врага еще не угасла надежда на реванш.В освобожденном районе под Витебском задержан связной-власовец. При допросе выясняется, что он должен был выйти на контакт с офицерами секретного отдела 1-Ц штаба недавно разгромленной немецкой армии. Однако обычная поначалу операция по поиску и захвату уцелевших гитлеровцев неожиданно превращается в сложнейшую и опасную «дуэль» профессионалов разведки…
Автор книжки «В ловушке» Александр Севастьянович Сердюк — подполковник пограничных войск, журналист. Он часто бывает на заставах, хорошо знает жизнь границы, ее часовых. Все, о чем говорится в книжке, не вымысел. Это рассказы о событиях, действительно имевших место на границе, о бдительности и мужестве советских пограничников — зорких часовых границ нашей Родины.
«Разглашению не подлежит» - повесть о советских контрразведчиках, о людях, которые в годы Великой Отечественной войны вели борьбу с гитлеровской военной разведкой. Вдали от линии фронта, в тылу врага, даже в его разведывательных органах они самоотверженно выполняли свой долг перед Родиной. Александр Сердюк уже многие годы выступает в печати с очерками и рассказами о людях героических судеб - советских пограничниках и чекистах. Он окончил , Литературный институт имени А. М. Горького. Работа в журнале «Пограничник» позволила ему близко увидеть жизнь и службу войной в зеленых фуражках, правдиво рассказать о тех, кто несет свою трудную вахту на Балтике и Тихом океане, в снегах Заполярья и в песках Средней Азии.
Что делать, если ты застала любимого мужчину в бане с проститутками? Пригласить в тот же номер мальчика по вызову. И посмотреть, как изменятся ваши отношения… Недавняя выпускница журфака Лиза Чайкина попала именно в такую ситуацию. Но не успела она вернуть свою первую школьную любовь, как в ее жизнь ворвался главный редактор популярной газеты. Стать очередной игрушкой опытного ловеласа или воспользоваться им? Соблазн велик, риск — тоже. И если любовь — игра, то все ли способы хороши, чтобы победить?
Сборник миниатюр «Некто Лукас» («Un tal Lucas») первым изданием вышел в Мадриде в 1979 году. Книга «Некто Лукас» является своеобразным продолжением «Историй хронопов и фамов», появившихся на свет в 1962 году. Ироничность, смеховая стихия, наивно-детский взгляд на мир, игра словами и ситуациями, краткость изложения, притчевая структура — характерные приметы обоих сборников. Как и в «Историях...», в этой книге — обилие кортасаровских неологизмов. В испаноязычных странах Лукас — фамилия самая обычная, «рядовая» (нечто вроде нашего: «Иванов, Петров, Сидоров»); кроме того — это испанская форма имени «Лука» (несомненно, напоминание о евангелисте Луке). По кортасаровской классификации, Лукас, безусловно, — самый что ни на есть настоящий хроноп.
Многие думают, что загадки великого Леонардо разгаданы, шедевры найдены, шифры взломаны… Отнюдь! Через четыре с лишним столетия после смерти великого художника, музыканта, писателя, изобретателя… в замке, где гений провел последние годы, живет мальчик Артур. Спит в кровати, на которой умер его кумир. Слышит его голос… Становится участником таинственных, пугающих, будоражащих ум, холодящих кровь событий, каждое из которых, так или иначе, оказывается еще одной тайной да Винчи. Гонзаг Сен-Бри, французский журналист, историк и романист, автор более 30 книг: романов, эссе, биографий.
В книгу «Из глубин памяти» вошли литературные портреты, воспоминания, наброски. Автор пишет о выступлениях В. И. Ленина, А. В. Луначарского, А. М. Горького, которые ему довелось слышать. Он рассказывает о Н. Асееве, Э. Багрицком, И. Бабеле и многих других советских писателях, с которыми ему пришлось близко соприкасаться. Значительная часть книги посвящена воспоминаниям о комсомольской юности автора.
«Цукерман освобожденный» — вторая часть знаменитой трилогии Филипа Рота о писателе Натане Цукермане, альтер эго самого Рота. Здесь Цукерману уже за тридцать, он — автор нашумевшего бестселлера, который вскружил голову публике конца 1960-х и сделал Цукермана литературной «звездой». На улицах Манхэттена поклонники не только досаждают ему непрошеными советами и доморощенной критикой, но и донимают угрозами. Это пугает, особенно после недавних убийств Кеннеди и Мартина Лютера Кинга. Слава разрушает жизнь знаменитости.
Когда Манфред Лундберг вошел в аудиторию, ему оставалось жить не более двадцати минут. А много ли успеешь сделать, если всего двадцать минут отделяют тебя от вечности? Впрочем, это зависит от целого ряда обстоятельств. Немалую роль здесь могут сыграть темперамент и целеустремленность. Но самое главное — это знать, что тебя ожидает. Манфред Лундберг ничего не знал о том, что его ожидает. Мы тоже не знали. Поэтому эти последние двадцать минут жизни Манфреда Лундберга оказались весьма обычными и, я бы даже сказал, заурядными.