Порог дома твоего - [32]

Шрифт
Интервал

— Волков не упустит, не беспокойтесь.

— Упускать нельзя… Ни одного…

Козлов открыл глаза, и в них солдат прочел то, что уже не мог сказать офицер: благодарность за подвиг, за мужество и отвагу, и извинение за то, что вот он, их командир, попал под пули и, кажется, больше не сможет руководить боем. Да, не сможет, потому что лицо Барданова, которое он только что отчетливо видел, вдруг расплылось и затуманилось, и выстрелы стали отдаляться от него, словно бой переместился в лес, на многие сотни метров отсюда.

Бой… А разве был бой? С кем? На берегу тихо-тихо, у самых ног ластятся ленивые волны, они выкатываются на песок и гаснут, оставляя после себя ослепительно белую пену. Юрка ловит ее ладошками, весело хохочет и осторожно пытается нести к отцу, но серебристые мячики лопаются, и на глазах у Юрки, только что веселых, озорных, счастливых, появляются слезы… Конечно же, не было никаких нарушителей, а было вот это, и оттого, что Юрка заплакал, у отца больно защемило сердце.

Нет, бой все-таки был. Почему же тогда над ним склонился Барданов и почему в глазах его слезы? Почему здесь, возле него, все остальные, и у всех такие же повлажневшие глаза? Неужели он теряет сознание? Неужели он не может теперь взять себя в руки и заставить бороться за жизнь, которая ему так нужна? Что, снова забытье? Какая же глубокая пропасть и как в ней темно! Когда он упадет на самое дно, наверное будет очень и очень больно. Но никакого дна нет, и он уже никуда не летит, и ничего не видит и не слышит, и боль, невыносимая, ужасная боль вдруг прекратилась. Навсегда.

Начиналось утро. Утро нового дня.

В ГОРАХ

1

Эй, Юсуп! Гамарджоба, Юсуп!

— О, Вахтанг! Гамарджоба, гамарджоба… Давненько я не видал тебя в седле. Да и скакун твой, кажется, в мыле. Ты спешил ко мне, Вахтанг?

— Я всегда спешу к тебе, Юсуп.

Турманидзе доволен. Хоть и стар уже, а пограничники по-прежнему не забывают. Все так же нужен им. Вот Вахтанг Тулашвили, их командир, приветливо улыбается, рад встрече. Глаза его веселы, добры, по, как всегда, и хитры: что-то скрывают. С какой же новостью прискакал он на высокогорную кочевку?

Тулашвили привстал в седле, осмотрелся и легко, проворно соскочил на землю. Отвел коня к густому орешнику, привязал, бросил ему охапку сена.

— Удержит скакуна? — встряхнул он деревцо рукой.

— О, у него крепкие корни! — сказал Юсуп. — Этот орешек живет на свете столько же, сколько и я. Ну, а с чем пожаловал к нам товарищ полковник? Опять с пастухами говорить будет? Прикажет всех собрать?

— Нет, Юсуп, не прикажу. Сегодня я буду говорить только с тобой. Лучше тебя никто не знал Хусейна.

— Хусейна? Мы же его поймали. Давно поймали.

— Но ты знал и его друзей. На той стороне их еще много. Надо кое-что выяснить…

— Первым делом, — деликатно прервал его Юсуп, — дорогому гостю надо зайти в дом.

Турманидзе кивнул на приземистый домик на краю кочевки. Каждое лето, поднявшись на высокогорное пастбище, он живет в нем. Здесь не так уютно, как в зимнем, двухэтажном, не так просторно — лишь одна комната. Но и в этих стенах есть камин, чтобы приготовить мохракули, и есть каменная плита кеци, чтобы испечь мчады — кукурузные лепешки. Неужели Вахтанг откажется от угощения?

Сухие сучья вспыхнули как порох. Юсуп положил на сковороду сливочного масла. Затем мелко накрошил брынзы, очистил и тонкими кружочками нарезал вареные яйца. Когда масло закипело, все это бросил туда же. Колдовал он над сковородкой молча, сосредоточенно, лишь изредка поднимая на гостя улыбающиеся глаза. Ему очень хотелось угодить Вахтангу, тем более, что его гость конечно же знал толк в таких кушаньях.

— Мчады тоже будет, — пообещал Юсуп, возбуждая у гостя аппетит. — Какой мохракули без свежей кукурузной лепешки? А лепешка вкусная, сам пек…

Он достал с полки завернутую в полотенце и еще хранящую тепло лепешку и, следя за гостем, положил ее на стол. Сковородка уже распространяла в домике такие запахи, перед которыми не устоял бы даже сытый человек. Тулашвили же был голоден. Он целые сутки провел на границе в укрытии — наблюдал за мужчиной, которого пограничники никогда раньше не замечали. Откуда он взялся на той стороне? Из каких краев прилетел? Тулашвили вспомнил о Хусейне. К опытнейшему контрабандисту приезжали эмиссары из Европы, и тот пытался переправить их через границу. Возможно, и этот прибыл с той же целью. Но Хусейна не нашел, где он — на той стороне никто не знает. Наверное, решится сам попытать счастья. Однако сразу, без разведки, не пойдет — видно, что человек он — предусмотрительный, осторожный.

— Ты над чем задумался, Вахтанг? — спросил Юсуп, пододвигая к Тулашвили дымящуюся тарелку. — Как можно так думать, когда рядом мохракули! Будем кушать, будем и говорить. Зачем же ты пригнал своего скакуна, Вахтанг?

Тулашвили обо всем рассказал. Он даже попытался нарисовать словесный портрет человека, появившегося на той стороне. Хмуря брови, Юсуп вспоминал дружков Хусейна. Много их было у него, да и воды с тех пор утекло немало… Не так-то просто опознать человека, да еще с чужих слов. Вот если бы самому на него взглянуть!

— Я за тем и приехал! — обрадовался Вахтанг. — Сможешь оставить отару? Есть на кого?..


Еще от автора Александр Севастьянович Сердюк
Визит в абвер

1943 год. Красная армия успешно развивала наступление в Белоруссии. Перелом в смертельной схватке двух колоссов произошел. Но у врага еще не угасла надежда на реванш.В освобожденном районе под Витебском задержан связной-власовец. При допросе выясняется, что он должен был выйти на контакт с офицерами секретного отдела 1-Ц штаба недавно разгромленной немецкой армии. Однако обычная поначалу операция по поиску и захвату уцелевших гитлеровцев неожиданно превращается в сложнейшую и опасную «дуэль» профессионалов разведки…


В ловушке

Автор книжки «В ловушке» Александр Севастьянович Сердюк — подполковник пограничных войск, журналист. Он часто бывает на заставах, хорошо знает жизнь границы, ее часовых. Все, о чем говорится в книжке, не вымысел. Это рассказы о событиях, действительно имевших место на границе, о бдительности и мужестве советских пограничников — зорких часовых границ нашей Родины.


Разглашению не подлежит

«Разглашению не подлежит» - повесть о советских контрразведчиках, о людях, которые в годы Великой Отечественной войны вели борьбу с гитлеровской военной разведкой. Вдали от линии фронта, в тылу врага, даже в его разведывательных органах они самоотверженно выполняли свой долг перед Родиной. Александр Сердюк уже многие годы выступает в печати с очерками и рассказами о людях героических судеб - советских пограничниках и чекистах. Он окончил , Литературный институт имени А. М. Горького. Работа в журнале «Пограничник» позволила ему близко увидеть жизнь и службу войной в зеленых фуражках, правдиво рассказать о тех, кто несет свою трудную вахту на Балтике и Тихом океане, в снегах Заполярья и в песках Средней Азии.


Рекомендуем почитать
Некто Лукас

Сборник миниатюр «Некто Лукас» («Un tal Lucas») первым изданием вышел в Мадриде в 1979 году. Книга «Некто Лукас» является своеобразным продолжением «Историй хронопов и фамов», появившихся на свет в 1962 году. Ироничность, смеховая стихия, наивно-детский взгляд на мир, игра словами и ситуациями, краткость изложения, притчевая структура — характерные приметы обоих сборников. Как и в «Историях...», в этой книге — обилие кортасаровских неологизмов. В испаноязычных странах Лукас — фамилия самая обычная, «рядовая» (нечто вроде нашего: «Иванов, Петров, Сидоров»); кроме того — это испанская форма имени «Лука» (несомненно, напоминание о евангелисте Луке). По кортасаровской классификации, Лукас, безусловно, — самый что ни на есть настоящий хроноп.


Дитя да Винчи

Многие думают, что загадки великого Леонардо разгаданы, шедевры найдены, шифры взломаны… Отнюдь! Через четыре с лишним столетия после смерти великого художника, музыканта, писателя, изобретателя… в замке, где гений провел последние годы, живет мальчик Артур. Спит в кровати, на которой умер его кумир. Слышит его голос… Становится участником таинственных, пугающих, будоражащих ум, холодящих кровь событий, каждое из которых, так или иначе, оказывается еще одной тайной да Винчи. Гонзаг Сен-Бри, французский журналист, историк и романист, автор более 30 книг: романов, эссе, биографий.


Небрежная любовь

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Из глубин памяти

В книгу «Из глубин памяти» вошли литературные портреты, воспоминания, наброски. Автор пишет о выступлениях В. И. Ленина, А. В. Луначарского, А. М. Горького, которые ему довелось слышать. Он рассказывает о Н. Асееве, Э. Багрицком, И. Бабеле и многих других советских писателях, с которыми ему пришлось близко соприкасаться. Значительная часть книги посвящена воспоминаниям о комсомольской юности автора.


Цукерман освобожденный

«Цукерман освобожденный» — вторая часть знаменитой трилогии Филипа Рота о писателе Натане Цукермане, альтер эго самого Рота. Здесь Цукерману уже за тридцать, он — автор нашумевшего бестселлера, который вскружил голову публике конца 1960-х и сделал Цукермана литературной «звездой». На улицах Манхэттена поклонники не только досаждают ему непрошеными советами и доморощенной критикой, но и донимают угрозами. Это пугает, особенно после недавних убийств Кеннеди и Мартина Лютера Кинга. Слава разрушает жизнь знаменитости.


Опасное знание

Когда Манфред Лундберг вошел в аудиторию, ему оставалось жить не более двадцати минут. А много ли успеешь сделать, если всего двадцать минут отделяют тебя от вечности? Впрочем, это зависит от целого ряда обстоятельств. Немалую роль здесь могут сыграть темперамент и целеустремленность. Но самое главное — это знать, что тебя ожидает. Манфред Лундберг ничего не знал о том, что его ожидает. Мы тоже не знали. Поэтому эти последние двадцать минут жизни Манфреда Лундберга оказались весьма обычными и, я бы даже сказал, заурядными.