Порода. The breed - [6]

Информация для английской “Dog World”, как и все плоды нашего писательского альянса, вызревала мучительно и долго.

— Ну ты, это, Анна, напиши, понимаешь… Ну это, в общем, — поняла? — весело приступил к делу Валера, когда мы выпили по чашке чаю. — Ну, это!

- “Группа русских ученых…”…?

— Во! Группа! Русских! Ученых! То, что доктор прописал!

— А дальше что?

— Ну есть у нас… Это, в общем… Ну есть, напиши…

— А что у нас есть?

— Водки у нас нет, вот что, — сказал вдруг Андрей. Я взглянула на него. Он тоже смотрел на меня, и как-то по-новому.

— Ну, Сиверков, я от тебя не ожидал! Водки захотел! Эка… — по Валериному скуластому лицу промелькнула тень, узковатые рыжие глаза потемнели и еще сузились. — А на что пить будем?

— Я куплю.

Дверь хлопнула. Валера еще прочнее утвердился в кресле, закурил, взял в руки пепельницу. Не отводя от нее глаз, снова поставил на стол и стал молча постукивать моей любимой бабушкиной “попельничкой” по столешнице. Так прошло несколько минут. Я решила, что ни за что не заговорю первой — пристально смотрела на белый лист со словами “Группа русских ученых” и злилась — вспоминала, как мне было обидно накануне, когда садист(так я стала называть его про себя со вчерашнего дня) нарочно завлек Андрея бультерьером. Молчание казалось странным и становилось все более напряженным.

— Ты, Анна, это… Водки ему много не давай, — проворчал, наконец, Валера, по-прежнему глядя на пепельницу. — Мне он сегодня на дрессировке понадобится.

— Неужели? — еле выдохнула я, даже не пытаясь сдержать негодование. — Ты, оказывается, и по ночам кого-то дрессируешь? Кого, интересно? Жену?

— Жена у меня сама кого хочешь отдрессирует.

— Тогда зачем тебе так поздно Андрей понадобился? — не сдержалась я, выдавая себя полностью, но уже об этом не заботясь.

— А-а, думаешь, он тебе здесь больше пригодится? — не упустил своего гений гуманной дрессировки. — Понятно, понятно… Ну, смотри, дело твое, хозяин — барин. Только я его все равно заберу. Так что и не мечтай. — Валера расслабился, поднял голову, даже усмехнулся — кажется, снова почувствовал свою силу, вернувшись к привычной работе — управлять поведением, на этот раз моим.

Тут вернулся Андрей. Он был радостно оживлен, о чем можно было судить по восклицаниям типа: “А вот и мы!”, “Мороз-то какой!”, “Ну, сочинители, наливай!”, “Киси-мурыси!” и другим бессвязным фразам вроде тех, которые можно услышать, когда в компании появляется новый гость. Однако за столом Валера умело и быстро переключил его внимание с водки (и, конечно, с меня) — на дела. Текст объявления был вымучен полностью уже за первыми двумя рюмками, после чего Валера сразу же ввел новый для Андрея стимул (на человеческом языке — соблазн) — возможность пронаблюдать, как нужно корректировать поведение “неправильно социализированного” (говоря по-человечески, — злобного и опасного) пса:

— Помощь твоя нужна, ты ведь у нас поведенец дипломированный, а дело-то серьезное. Справимся с собакой — может, от хозяина (это слово было произнесено с большой буквы) землю получим под школу дрессировки. Ты у нас будешь лекции читать, а Анна с иностранцами разговаривать. Учеников возьмем… И назовем: “Колледж дрессировки Валерия Вурлакова”. Денег будем зашибать… Пошли, Сиверков, под лежачий камень вода не течет.

— Труба зовет, — радостно согласился Андрей, и оба устремились к выходу. Я снова осталась одна и подошла к окну, чтобы увидеть, как в морозной мгле растворяются две тени — одна, коренастая, удалялась чуть враскачку, другая, более субтильная, жалась к ней. На кухонном столе листок с объявлением сиротливо белел рядом с почти полной бутылкой водки.

На следующий день, преодолевая отвращение, я взяла листок со стола, перевела на английский язык текст, ставший для меня символом рухнувших надежд, и послала в “Dog World”, искренне надеясь, что далее ничего не последует. Мне было все равно — что бросить письмо в почтовый ящик на Плющихе, что отправить его с Бородинского моста в темную воду, разделявшую надвое панцырь льда на Москве реке. К тому времени я слишком устала и бороться с Валерой, и любить человека, которому я была совсем не нужна.

Уже в феврале на мой адрес пришло письмо из Англии. В конверте была открытка с чудесной головкой борзой — знаменитой английской чемпионки, происходящей от першинских собак, подаренных королеве Александре последним русским императором. Мне сразу понравилась кличка — “Лимонная Водка”. Наши борзятники никогда не были столь откровенны. Обратный адрес был весьма необычен по форме — напрасно я искала название улицы и дома. Там значилось только: “ Англия. Близ Ньюмаркета. Стрэдхолл Мэнор”. А имя владелицы, как легко догадаться, было Мэй — Мэй Макинрей.

Через несколько дней я получила телеграмму, что Мэй приезжает, остановится на сутки в гостинице “Космос” и оттуда позвонит.

Спустя неделю Валера и Андрей пришли с утра “поработать над книгой”. Чтобы “раскачаться”, решили выпить чаю. Тут и раздался телефонный звонок, и радостный голос, живой, даже какой-то сверкающий, пропел, как весенняя птица, что в “Космосе” нас ждут, встретят у входа, а узнать Мэй мы сможем по номеру газеты, которую она будет держать в руках. Как вы думаете, какой? Конечно, “Dog World”! Тогда и состоялась поездка к Тарику.