Порочные привычки мужа - [8]

Гревилл понимал, что кавалер из него никакой. Он не умеет льстить и флиртовать. Разумеется, в интересах работы он может притвориться, кем угодно и сыграть любую роль, но все эти умения ему сейчас не помогут. В данном случае необходимо честное и прямое обращение к ее внутреннему «я», скрытому не только от других, но и от нее самой. Обращение, подкрепленное примером ее мужа и примером других аристократок, которые часто клали свои дипломатические и светские навыки, а нередко и состояния на алтарь служения стране. В этом предложении нет ничего из ряда вон выходящего. И это может сработать.

Аурелия сидела у камина в своей спальне. Открытое письмо лежало у нее на коленях. Она невидящим взором смотрела на пылающий в камине огонь. В доме стояла тишина Моркомб с женой и невесткой ушли в свои комнаты, а все остальные давно спали — Фрэнни в детской, Дейзи в соседней маленькой комнатке, приоткрыв дверь на случай, если девочка ночью проснется.

Аурелия снова взяла в руки письмо. Она прочитала его уже трижды, и хотя ей казалось, что она уже выучила его наизусть, оно все равно представлялось полной бессмыслицей. О, понять слова было легко — но не мужчину, их написавшего. Этот Фредерик Фарнем был совсем не тем человеком, за которого она когда-то вышла замуж и от которого родила ребенка. Аурелия вспоминала, каким счастливым он был, когда родилась Фрэнни, как метался по коридору, пока его жена всю ту бесконечную ночь мучилась родами. Она снова увидела Фредерика, взявшего на руки свою новорожденную дочь — глаза его наполнились слезами, и он с благоговением и восторгом смотрел на сверток в своих руках. Тот мужчина наверняка не мог отказаться от всего этого, не мог, ни разу не задумавшись, отмахнуться от жены и дочери.

«Моя дорогая, ненаглядная Элли, если ты читаешь это письмо, значит, меня уже нет в живых. Я написал его много месяцев назад, сразу после того, как стало понятно, что у меня очень мало шансов выжить — чтобы не сказать больше. Мне очень трудно объяснить тебе, как я решил делать то, что делаю. Но еще труднее сказать, как мне жаль причинять тебе боль, которую, я знаю, я тебе причинил. Поверь мне, любовь моя, мне больно думать, что я тебя так сильно ранил, но я никак не могу смягчить это. Я знаю, что ты рассердишься, и в этом нахожу хоть какое-то утешение. Легче вынести твой гнев, чем боль. Пожалуйста, попробуй понять. Попытайся понять патриотический позыв, заставляющий человека сражаться за свою страну. Бонапарта необходимо остановить, пока он не колонизировал весь континент. И этим он не удовлетворится. Он уже нацелился на Индию и торговые пути, и кажется, что только Англия может твердо противостоять ему среди всех этих то и дело меняющихся альянсов. До тех пор, пока он не вторгся на остров, мы можем ему противостоять и победить его.

Вскоре после того, как я отправился вместе со Стивеном, чтобы присоединиться к флоту адмирала Нельсона, я встретился с полковником, сэром Гревиллом Фолконером. Он поднялся на борт нашего фрегата сразу за Гибралтаром. Эта встреча полностью изменила мою жизнь. Гревилл стал моим самым близким другом и коллегой. Он, если говорить напрямик, является мастером шпионажа, и он меня завербовал. Могу только сказать, что до его предложения я все время что-то искал, хотя сам не понимал, что именно. Я хотел избавиться от удушающей иерархии, от косности решений нашего военного флота. Я хотел сражаться, используя свой ум. Я хотел зарыться в землю, побеждать противника в его собственных окопах, и не искал при этом славы. Любовь моя ненаглядная, не знаю, как еще объяснить тебе, почему меня так потянуло к работе, которую предложил мне Гревилл. Безусловно, меня потянуло и к нему, и если ты с ним познакомишься, то поймешь почему. Надеюсь, что он выживет в том происшествии, что принесло гибель мне, — в том происшествии, из-за которого ты сейчас читаешь это письмо, Я знаю, что если он уцелеет, то обязательно тебя отыщет, как и обещал мне. Он тот единственный человек, которому я могу доверить доставку к тебе моей тайны. Тайны, любовь моя, которую ты должна ради меня сохранить. Не рассказывай никому об этом письме и о том, что ты теперь обо мне знаешь. Истинная сущность Гревилла Фолконера известна очень немногим, а если она станет общим достоянием, ему будет подписан смертный приговор — да и многим другим тоже. И сколько бы раз я это ни подчеркнул, все равно будет недостаточно, любимая моя. На карту поставлено слишком много жизней — жизней друзей, товарищей по работе, как бывших, так и нынешних, если правда об истинной сущности Гревилла и моей деятельности за последние три года станет известной другим. Он и сам тебе об этом скажет. Доверяй ему, Элли. Ты можешь доверить ему свою жизнь. Он будет оберегать тебя, раз я больше не могу этого делать. За последние годы я встретил многих женщин, сражавшихся бок о бок со своими мужчинами, отдавших свои жизни в борьбе против Бонапарта, использовавших свой ум ничуть не хуже мужчин. Право же, и моя жизнь оказалась неоднократно спасенной только благодаря быстроте мышления и дерзкой отваге этих женщин — женщин, доверившихся Гревиллу Фолконеру и не пожалевших об этом.