Порочные игры - [72]

После завтрака я еще раз обшарил одежду и вещи в поисках потерянных кредитных карточек, но опять безрезультатно. Прежде чем отправиться в путь, я попросил помыть «олдс», залил до краев масло и бензин и купил более подробную местную карту. Я уверял себя в том, что никакая опасность мне не грозит, что я принял все необходимые меры предосторожности и никто из людей, связанных с Сеймуром или Генри, не имеет понятия, где я нахожусь. В Нью-Йорке за мной следили, это я понимал, но полет в Даллас и Финикс прошел без инцидентов.

Я проехал, должно быть, не более двух миль, когда небеса вдруг разверзлись и хлынул муссонный ливень: многократные предупреждения по радио оказались не шуткой. В считанные минуты все вокруг заволокло густой пеленой дождя. Твердый скальный грунт не пропускал воду, и она просто текла по поверхности, образуя потоки высотой в четыре-пять дюймов, а в углублениях — огромные грязевые воронки. Вода уже достигала середины крыла моего «олдса». «Дворники» не помогали, и пришлось вслепую съехать с дороги и остановиться. Мимо плыл всевозможный мусор. Казалось, прорвало плотину. Вскоре вода стала просачиваться внутрь машины через прохудившиеся резиновые прокладки. Стекла запотели от моего дыхания, и почти ничего не было видно. Я сидел, слушая, как барабанит по крыше дождь, словно ударник из стереосистемы.

Минут через пятнадцать ливень ослабел, хотя вдали еще сверкали молнии, и я решил трогаться. После нескольких тщетных попыток задние колеса перестали наконец буксовать, и я осторожно на первой скорости выехал на дорогу, каждую минуту рискуя провалиться в невидимую яму. Полчаса я ехал совершенно бесцельно, не имея понятия, где может находиться дом Сеймура. Многие дороги вообще вели в никуда; дважды мне приходилось выбираться задним ходом, буксуя в бурой грязи. Я обогнал парочку вымокших насквозь бегунов, и это было единственное, что напоминало о жизни. Дома здесь обычно строили на расчищенных площадках, иногда вплотную к скалистым склонам, так что массивные скалы угрожающе громоздились над ними, заслоняя небо. Можно было лишь удивляться отваге первых поселенцев, передвигавшихся по такой негостеприимной земле в своих крытых фургонах.

Я уже собирался прекратить поиски, когда дождь начался с новой силой, словно невидимая рука отвернула громадный кран. На этот раз я тотчас же съехал на обочину. Пар медленно поднимался от земли, окутывая гигантские фаллические кактусы, напоминавшие шляпы, украшенные перьями, и делая их похожими на фигуры стражников. На этот раз дождь быстро кончился, и когда с ветрового стекла исчезли капли воды, я заметил в балке, под большим эвкалиптом всадника верхом на лошади и опустил стекло, чтобы лучше его разглядеть. Выйдя из укрытия, он направился в мою сторону. Именно здесь, под шум последних капель дождя, стучавшего по машине, мое прошлое наконец-то настигло меня: я увидел удивленное лицо Софи.

Не помню, кто из нас заговорил первым. Одетая в ковбойский джинсовый костюм, насквозь промокший и облепивший ее фигуру, она удивленно смотрела на меня. Лошадь поскользнулась. Софи схватилась за уздечку, чтобы не упасть, и дала шенкеля. Неужели она уедет, не сказав ни слова, испугался я.

— Мартин? — Почти в тот же момент я произнес ее имя, но без вопросительной интонации. — Как ты здесь оказался? — Она откинула с лица слипшиеся пряди мокрых волос.

Я наконец овладел собой и ответил:

— Ты не поверишь, если я скажу, что приехал сюда, чтобы тебя разыскать. И тем не менее это так, и слава Богу.

— Но зачем?

— Зачем я приехал? Это трудно объяснить. Залезай в машину, не можем же мы разговаривать вот так.

Оглядевшись, она сошла на землю с лошади, привязала ее к дереву и влезла в машину, устроившись на продавленном сиденье. От нее исходил резкий запах лошади и каких-то сильных духов типа «Лилии долины».

Некоторое время мы молчали. Я не касался ее; мы сидели чуть поодаль и смотрели друг на друга. Снова начался дождь, на этот раз слабый, он словно затянул окрестный пейзаж тонкой москитной сеткой. Мне вспомнился французский фильм, один из замечательных фильмов послевоенной классики: загадочный Габен, у которого при разговоре почти не двигались губы, и Симона Синьоре — кажется, они играли двух обреченных любовников. Все эти фильмы кончались несчастливо, но с тех пор банальные слова любви, отчаяния и гнева, которые всем нам бывают нужны для объяснения наших слабостей, намного лучше звучат по-французски — так, как произносили их они в сценах неотвратимого прощания. Сейчас, чтобы не спугнуть Софи, я хотел той же печальной близости под легкой пелериной дождя, но не мог найти нужных слов. Я боялся сказать или слишком мало, или слишком много. Я почувствовал, что вся моя жизнь была подготовкой к этой встрече, и все же я оказался к ней не готов.

Наконец Софи нарушила молчание:

— Мне нельзя оставаться здесь. Это очень опасно.

— Для меня или для тебя?

— Для обоих. — Она потянулась к дверце машины, но я остановил ее.

— Я знаю, что Генри жив. — Слегка касаясь ее руки, я чувствовал, как бьется ее сердце. — Где он сейчас? С тобой?

Она не отвечала.