Порочная королева. Роман о Екатерине Говард - [141]

Безумная тревога улеглась. Екатерина подняла заплаканное лицо и вскинула вверх руки:

— О, милорд, я покорнейше благодарю его величество за то, что он оказал мне больше милости и снисхождения, чем я заслуживаю. Я не осмелилась бы просить о таком, не могла даже надеяться.

Теперь она тихо плакала, растроганная добротой Генриха, которая действительно намного, намного превосходила все, чего можно было ожидать в сложившихся обстоятельствах. Потом, заново осознав, что потеряла любовь короля и разрушила собственную жизнь, Екатерина опять заревела, содрогаясь от горя и отчаяния.

Кранмер заговорил бодро:

— А теперь, мадам, прекратите эти глупости! У вас нет никакого повода. Что вас так огорчает? Король обещал вам милосердие. Разве это плохая новость?

— Нет. — Екатерина всхлипнула.

— Послушайте, дитя, я хочу только одного, чтобы вы открыли мне свое сердце. Скажите, почему вы плачете?

Она продолжала сидеть на полу, сжавшись с комок, и пыталась справиться с собой. Кранмер протянул ей руку и помог встать, после чего усадил в кресло перед очагом, а сам сел напротив.

— Ну, — начал он, — почему вы пребываете в таком плачевном состоянии?

— Увы, милорд, зачем только я живу на свете! — воскликнула Екатерина. — Страх смерти никогда не печалил меня больше, чем печалит сейчас воспоминание о доброте, какую проявлял ко мне король, и когда я думаю о том, какого имела благосклонного и любящего супруга, то не могу не горевать. И эта нежданная милость, на какую я не могла и надеяться, будучи столь недостойной, делает мои проступки еще более ужасными, чем они казались мне до сих пор. И чем больше я думаю о величии сострадания, выказанного мне его милостью, тем сильнее скорблю сердцем о том, что так провинилась перед своим повелителем. — И Екатерина снова заплакала.

Напрасно Кранмер пытался ее утешить, она его не слушала. Так продолжалось некоторое время, но потом Екатерина затихла.

— Вот так лучше. — Архиепископ улыбнулся. — А теперь нам нужно просто поговорить.

В этот момент часы пробили шесть, и Екатерина вновь залилась слезами, вспомнив, что каждый вечер в это время мастер Хинидж доставлял ей вести от короля, если тот не мог прийти к ней, и часто — любовные послания. Когда она сказала об этом Кранмеру, тот лишь печально улыбнулся.

Екатерина откинула голову на спинку кресла. Слез у нее больше не осталось, она чувствовала себя нездоровой. Нос был заложен, зажатый в руке платок промок насквозь.

— А теперь готовы ли вы рассказать мне правду, которая кроется за выдвинутыми против вас обвинениями? — спросил архиепископ.

— Да, но кто меня обвинил? — отозвалась она.

— Я не вправе открывать вам это, но с вашей стороны было бы разумно сделать заявление. Сэр Джон запишет ваши слова. Во-первых, тут должна быть преамбула. Сэр Джон, напишите следующее: «Будучи допрошенной милордом Кентерберийским, я, Екатерина, королева Англии, отвечаю честно и по совести, как буду отвечать в день Страшного суда, и по обету, данному при крещении и на причастии в недавний День Всех Святых». Надеюсь, вы понимаете меня, мадам?

— Да, милорд.

— Хорошо. Теперь вы под присягой. Я хочу спросить вас о ваших отношениях с Фрэнсисом Деремом. Вы разделяли с ним ложе до замужества с королем?

Екатерину бросило в жар.

— Да, — едва слышно произнесла она. — Но это было задолго до того, как я познакомилась с его милостью.

Кранмер ничего не сказал.

— Кажется, имела место помолвка между вами и Деремом, которая может сделать недействительным ваш брак с королем.

Значит, это Фрэнсис проболтался! Он уничтожил ее! Однако, казалось, Кранмера больше интересовала эта несчастная помолвка, чем ее сожительство с Фрэнсисом. Может, целью этого расследования было все-таки расторжение брака?

Уже лучше владея собой, Екатерина старательно подбирала слова:

— Я признаю, что мистер Дерем много раз вынуждал меня дать согласие на замужество с ним, но, насколько помню, я ни разу не входила с ним в другие соглашения, кроме тех, о которых упомянула. Он просил у меня обещание выйти за него замуж, но я думала, что это не считается настоящей помолвкой.

— Не считалось бы, если бы за этим не последовало совокупление плоти, — строго проговорил Кранмер. — Но оно последовало вслед за подобным обещанием, верно? Вы поклялись верой и правдой, что не будете иметь другого супруга, кроме Дерема!

— Нет, я уверена, что никогда не давала такой клятвы, — упиралась Екатерина, опасаясь, что признание не сулит ей ничего хорошего.

Кранмер начал раздражаться:

— Вы когда-нибудь говорили Дерему: «Заверяю, что люблю вас всем сердцем»?

— Не помню, чтобы я когда-нибудь произносила такие слова, — ответила она, сознавая, что, вероятно, без них не обошлось.

— Какими памятными вещами и подарками вы обменивались с Деремом?

— Я подарила ему пояс и рукава для рубашки. Их сделала одна леди из Ламбета. Больше я никаких подарков ему не делала, за исключением тех вещей, которые он взял у меня и оставил себе против моей воли. — Екатерина определенно не собиралась упоминать о деньгах, которые вымогал у нее Фрэнсис.

Кранмер покопался в своей кожаной суме и вынул из нее кольцо:

— Это нашли среди вещей Дерема.