Порхающая душа - [3]

Шрифт
Интервал

ОН

«Мне надо, чтобы она говорила “нет”…»

Мне надо, чтобы она говорила «нет», сопротивлялась,
Но быстро смирялась.
Мне надо, чтобы она была светлая, как смех,
Чтобы ее утомляла моя сила,
Чтобы она одного меня любила,
А я любил всех.
Ночью я с друзьями. Она должна кротко ждать
И — это так женственно — страдать.
Я пришел. Она как будто спит, не видит.
Я ее бужу. Она меня ненавидит.
Плачет. В слезах она милее.
Я ее так нежно жалею.
Улыбнулась. Смотрит одним глазом.
Ласками я туманю ей разум,
Говорю, что завтра возьму ее с собой
И опять делаю ее своей рабой.

«Целовать мне так приятно…»

Целовать мне так приятно
Красной розы нежный рот,
Вспоминая солнца пятна
На дорожке у ворот,
Рыжих кос твоих колосья,
Васильки твоих очей,
День, когда обет принес я:
«Буду твой — или ничей».
Не исполнивши обета,
Красной розы нежный рот
Я целую в память лета
И дорожки у ворот.

AMOROSO

Amoroso

Стихи мои — сказки влюбленные.
Я всегда влюблена, я во все влюблена —
В одинокие думы, когда я одна,
В усталость, когда утомленная;
Когда мне радостно — люблю веселье,
Вино, — когда слышу бокальный звон.
Когда в свежую лягу постель я —
Влюбляюсь в сон.
Жгучие радости — острые
Миги жизни дают мне — причудные, пестрые.
Я солнцу рада — я им пьяна —
Я всегда влюблена!
Я во все влюблена!

Красная ночь

Мы сидели в углу у стола, в красном зале,
В странном зале, где танго танцуют, где грот.
Я не помню того, что вы тихо сказали,
Но я помню, что был как гранаты ваш рот.
Помню холод руки на горячем затылке.
Голос — мед золотой — он напевно ласкал —
И косую зеленую надпись бутылки,
Из которой мы пили наш первый бокал.
Я забуду — и скоро — сон красного зала:
Темный грот, звуки танго — все время сотрет.
Но на день, но на час я узнала, узнала —
Голос — мед золотой и гранатовый рот.

Bilboquet

Давайте сочиним любовь из флирта!
Давайте увенчаем приключенье —
Наденем на него — без строгого значенья —
Венок из мирта.
Хотите — дружбой назовем любви капризы?
Хотите — мы любовью дружбу назовем?
На конкурсе изломов мы ли не возьмем
Любого приза?!

Тайна

Нет, не спрашивай меня ты, чем он мил.
Знаю: ласковый, меня он утомил,
Заласкал — и я усталая лежу,
Никому о тайне сладкой не скажу.
Я совсем теперь не думаю о том,
Чей он раньше был и будет чей потом,
Я не знаю, чем он дорог мне и мил —
Знаю: сладостно меня он утомил.

Чашка

Сегодня разбилась моя синяя чашка.
У нее был золотой край,
А рисунок — белая пташка,
Ангелы, цветы — рай.
И теперь чай пить — совсем не вкусно —
Из двух стаканов мы пьем.
От этого мне больше всего грустно:
Из чашки мы пили вдвоем.

После бала

После вчерашнего бала у меня в сердце ранка:
Ему надо было на Мойку, а ей на Фонтанку.
Он никогда никого не провожает,
Но им по пути — и вот он с ней уезжает.
Скажет ли он на углу — «Извозчик, стой-ка»!
Простится и один поедет на Мойку,
Или он ее довезет?
Ах, злая мысль, как змея, сердце грызет —
И от этого там ранка.
Фонтанка — Мойка… Мойка — Фонтанка…

Три

Не уходи так скоро.
Когда я остаюсь одна,
Я не могу думать без укора
О том, что теперь с тобой она.
И я не могу быть равнодушной
К тому, что она слышит каждый твой шаг,
Знает, когда тебе весело, а когда скучно,
Может рыться среди твоих бумаг.
И мне не может быть безразлично
То, что у вас обоих столько общих дел,
Хотя я знаю отлично —
Быть не Марфой, а Марией — мой удел.

Солнце

Иногда я утром просыпаюсь.
В окно смотрю —
Вижу бледное небо и розовую зарю.
Потом весь день дождь — а я улыбаюсь.
Вот почему я всегда прошу тебя до утра остаться —
Солнце так редко, а мне хотелось бы каждый день улыбаться.

«Японец японку любил очень сильно…»

Измены нет… Любовь одна.

З. Гиппиус

Японец японку любил очень сильно —
Он нежно ее ласкал,
Уносил в своем сердце ее лепет умильный,
Когда ее не было — тосковал;
Он поверял ей важные тайны,
Как мог поверить только японке.
Любовь их была необычайна.
Касания — трепетны и тонки.
Японец поистине любил ее одну.
Но однажды ночью он целовал негритянку.
И все сказани: «Он изменил! Он обманул свою жену!»
Ах, как люди все толкуют наизнанку!
Ведь этой арапке он не доверил важной тайны,
Он по-японски с ней не говорил, —
Значит — она случайна.
Значит — он не изменил.

Сон

Сегодня мне дурной сон приснился:
Будто в принца обратился кот,
Он одной лапой мне в сердце вонзился,
А другой зажал рот.
Я заплакала, хоть и не думала бояться.
Но как смеют принцы-коты
Моего сердца касаться?
Ведь в этом сердце — ты.

Мечты

Я хочу, чтоб исчезло все на свете,
Чтоб вся жизнь куда-то ушла,
И только я лежала бы на диване в твоем кабинете
И смотрела, как ты сидишь у стола,
Читаешь, — весь в своей книге,
Но думаешь: «Через час я ее разбужу».
А я не сплю. Я только тихо лежу.
Ах, мечты! А пока только роли, репетиции, закулисные интриги…

Сказка

Я люблю твои сказки о древнем востоке,
Где женщины были прекрасны, а цари жестоки,
Где верблюды бродили по желтой пустыне,
Где ты был царем, я — твоей рабыней.
Это так хорошо, что мы — звенья одного рода,
Что в нас, как темное вино, кровь старого народа,
Что в стране пальм и львов,
Пестрых тканей и ярких ковров —
Наши корни.
От этого ты мне ближе всех, я тебе покорней.
Хочешь, я опять стану рабыней, а ты царем?
И вместе умрем…
Хочешь?

Он говорил мне…

Как странно, правда? Ты неведомая, новая,
А мне тебя так жалко отпустить.

Еще от автора Лидия Лесная
Затмение Луны и Солнца

Серия научно-популяризаторских рассказов в художественной форме об астрономических событиях.


Рекомендуем почитать
Милосердная дорога

Вильгельм Александрович Зоргенфрей (1882–1938) долгие годы был известен любителям поэзии как блистательный переводчик Гейне, а главное — как один из четырех «действительных друзей» Александра Блока.Лишь спустя 50 лет после расстрела по сфабрикованному «ленинградскому писательскому делу» начали возвращаться к читателю лучшие лирические стихи поэта.В настоящее издание вошли: единственный прижизненный сборник В. Зоргенфрея «Страстная Суббота» (Пб., 1922), мемуарная проза из журнала «Записки мечтателей» за 1922 год, посвященная памяти А.


Темный круг

Филарет Иванович Чернов (1878–1940) — талантливый поэт-самоучка, лучшие свои произведения создавший на рубеже 10-20-х гг. прошлого века. Ему так и не удалось напечатать книгу стихов, хотя они публиковались во многих популярных журналах того времени: «Вестник Европы», «Русское богатство», «Нива», «Огонек», «Живописное обозрение», «Новый Сатирикон»…После революции Ф. Чернов изредка печатался в советской периодике, работал внештатным литконсультантом. Умер в психиатрической больнице.Настоящий сборник — первое серьезное знакомство современного читателя с философской и пейзажной лирикой поэта.


Мертвое «да»

Очередная книга серии «Серебряный пепел» впервые в таком объеме знакомит читателя с литературным наследием Анатолия Сергеевича Штейгера (1907–1944), поэта младшего поколения первой волны эмиграции, яркого представителя «парижской ноты».В настоящее издание в полном составе входят три прижизненных поэтических сборника А. Штейгера, стихотворения из посмертной книги «2х2=4» (за исключением ранее опубликованных), а также печатавшиеся только в периодических изданиях. Дополнительно включены: проза поэта, рецензии на его сборники, воспоминания современников, переписка с З.


Чужая весна

Вере Сергеевне Булич (1898–1954), поэтессе первой волны эмиграции, пришлось прожить всю свою взрослую жизнь в Финляндии. Известность ей принес уже первый сборник «Маятник» (Гельсингфорс, 1934), за которым последовали еще три: «Пленный ветер» (Таллинн, 1938), «Бурелом» (Хельсинки, 1947) и «Ветви» (Париж, 1954).Все они полностью вошли в настоящее издание.Дополнительно републикуются переводы В. Булич, ее статьи из «Журнала Содружества», а также рецензии на сборники поэтессы.