Порча - [19]
— Вот и треба помешать тому изменнику то робить, что он замыслил.
Овчина незаметно, но пристально наблюдавший за стариком, самым опасным соперником юного честолюбца при московском дворе, — видел, что делается с Глинским.
Вся сила была на стороне того, кто умел лучше наладить систему сыска, шпионства, предупреждая заговоры, открывая ходы всех людей, опасных для государя. Таким образом и внушалось повелителю доверие к тому, кто умел охранить особу и власть государя от малейшего покушения, и сама власть понемногу переходила обычным путем в руки охранителя, доставляя последнему и почет, и силу, и богатство.
Если б Овчина только пользовался симпатией князя и его матери, Глинский ничего не имел бы против этого. Но старый хитрец чуял, что юный, простоватый на вид Овчина, весельчак и балагур, понемногу сбивает с позиции его самого, испытанного дипломата, искусившегося при западных дворах.
И глухая, скрытая пока борьба, затаенная ненависть возникла между этими двумя князьями.
Находя, должно быть, что еще не время выступать на открытую борьбу, Овчина подхватил последнюю мысль Глинского и опередил Елену, опасаясь, что правительница снова скажет что-нибудь некстати.
— А как же вельможный князь мыслит? Что бы начать тут следовало? Прости, Бога для, что в дело государево путаюсь. Да чту тебя, аки отца родного. Вот и взял смелость спросить тебя.
— Гм… — покручивая ус, проговорил старик, с ясным недоверием поглядывая на князя. — Чтишь? То — добре. А что робить с тем князем? Переимать его. Послать ратных людей на Волок, да и…
Елена уже готовилась снова похвалить предусмотрительность Овчины, объявив, что войско послано, но князь успел предупредить ее быстрым вопросом:
— Войска? На Волок? Благой совет… Просто золотые слова! А кого же бы послать?.. Уж докончи мудрую речь… Укажи: кому бегуна ловить?..
Елена в недоумении сперва поглядела на Овчину, но, должно быть, сама сообразила, чем руководится Иван Федорович в своих вопросах, и поддержала любимца:
— Да уж, дядя… Дал добрый совет — укажи и на воеводу. Который раз ты выручаешь и меня, и землю. Чтобы мы без тебя, родимый, и делали, — сгадать боюся…
Старый хитрец был обманут такой прямой, грубой лестью. Самодовольно хмурясь, он небрежно проговорил:
— Ну, посылайте, кого хотите. Ратны люди — то ж до тебя, княже, надлежит. Вот хоть брата своего посылай! — очевидно, желая заплатить любезностью за любезность, сказал Глинский.
— Брата? Что ж, коли княгиня-государыня поволит да государь великий князь приказывает… Пошлю братана… — А, лих, и то, поизволь, выслушай, что на ум пришло мне, государыня княгиня, и ты, вельможный княже.
— Сказывай, Иван Федорыч! — разрешила Елена.
— Что, коли бы нынче ж на Старицу до князя Андрея дослать трех святителей, молитвенников иноков: Крутицкого владыку, отца протопопа Спасского погоста да архимандрита от Симоновой обители честной. Пускай-де князя поостановят… Пускай-де скажут ему: "Слух де прошел на Москве, собрался ты, княже, оставить землю свою исконную, покинуть благословение отца своего, гробы честные родительские, святое отечество кидаешь, жалованье да сбереженье великих князей. А молит тебя владыка митрополит, и княгиня Елена, и великий князь, отрок: жил бы вместе, по-родному с государем — племянным своим. Присягу бы соблюл без всякой хитрости. И ехал бы на Москву без всякого сумления. Государи да владыка тебе слово дают и поруки ручают: не тронут и живу тебе быти". Може, так бы ладнее дело вышло. Как мыслишь, государыня? И ты, вельможный княже?
— Гляди, правда твоя, — живо отозвалась Елена. И даже вся просветлела лицом. Ей очень не по душе пришлась необходимость начать междоусобицу с дядей родным ее сына.
— А коли так, — довольный поддержкой, быстро подхватил Овчина, не дожидаясь одобрения от Глинского, — коли государыня волит и государь прикажет, — нынче ж владыке Даниилу передано будет. В ночь и выедут старцы. Гляди, може, до крови дело и не дойдет! Неохота родную-то кровь проливать, хоша и крамолу они затеяли.
— Неохота? Кровь лить? — сразу вспыхнув, заворчал Глинский. Он как-то инстинктивно почуял, что сыграл дурака, что его перехитрил в чем-то этот молодой проныpa. — То у вас, у москалей, бараны в люди проходят! — грубо намекая на прозвище Овчины, отрезал Глинский. — Когда б у вас люди были. А то Бог знает что! У вас в Московии брат брата губит и не похмурится. Разве ж можно других жаловать, коли никто тебя не пожалует? Так, мол, думка. А не хотите, то и балакать мне с вами нечего. Спать пойду. Прощайте!
И грузный князь порывисто поднялся со скамьи.
— Дядя любый, не серчай. Что же сказал князь? Нетто…
— Челом бью, прошу: прости, Бога для, коли нехотя обидел чем тебя! — кланяясь, сказал и Овчина. — И на уме не было перечить али на спор идти с тобою, вельможный княже. Так сказалося…
— Э, что мне до того, что у тебя сказалося… В наши годы, в старые, таки хлопцы, як ты, княже, при старшем при ком и сесть не смели бы…
— Да будет, дядя любый! Не гневайся. Краше, пойдем, за стол милости прошу.
— Не хочу… Без меня тут ешьте, пейте да веселы будьте! — отрезал старик, поклонился внуку, племяннице и, окинув надменным взглядом Овчину, быстро вышел из горницы.
В книгу вошли три романа об эпохе царствования Ивана IV и его сына Фёдора Иоанновича — последних из Рюриковичей, о начавшейся борьбе за право наследования российского престола. Первому периоду правления Ивана Грозного, завершившемуся взятием Казани, посвящён роман «Третий Рим», В романе «Наследие Грозного» раскрывается судьба его сына царевича Дмитрия Угличскою, сбережённого, по версии автора, от рук наёмных убийц Бориса Годунова. Историю смены династий на российском троне, воцарение Романовых, предшествующие смуту и польскую интервенцию воссоздаёт ромам «Во дни Смуты».
Библиотека проекта «История Российского государства» – это рекомендованные Борисом Акуниным лучшие памятники мировой литературы, в которых отражена биография нашей страны, от самых ее истоков. Роман-хроника «Последний фаворит» посвящен последним годам правления русской императрицы Екатерины II. После смерти светлейшего князя Потёмкина, её верного помощника во всех делах, государыне нужен был надёжный и умный человек, всегда находящийся рядом. Таким поверенным, по её мнению, мог стать ее фаворит Платон Зубов.
Ценность этого романа в том, что он написан по горячим следам событий в мае 1917 года. Он несет на себе отпечаток общественно-политических настроений того времени, но и как следствие, отличается высокой эмоциональностью, тенденциозным подбором и некоторым односторонним истолкованием исторических фактов и явлений, носит выраженный разоблачительный характер. Вместе с тем роман отличает глубокая правдивость, так как написан он на строго документальной основе и является едва ли не первой монографией (а именно так расценивает автор свою работу) об императоре Николае.
Исторические романы Льва Жданова (1864 – 1951) – популярные до революции и еще недавно неизвестные нам – снова завоевали читателя своим остросюжетным, сложным психологическим повествованием о жизни России от Ивана IV до Николая II. Русские государи предстают в них живыми людьми, страдающими, любящими, испытывающими боль разочарования. События романов «Под властью фаворита» и «В сетях интриги» отстоят по времени на полвека: в одном изображен узел хитросплетений вокруг «двух Анн», в другом – более утонченные игры двора юного цесаревича Александра Павловича, – но едины по сути – не монарх правит подданными, а лукавое и алчное окружение правит и монархом, и его любовью, и – страной.
В романе «Наследие Грозного» раскрывается судьба его сына царевича Дмитрия Угличского, сбереженного, по версии автора, от рук наемных убийц Бориса Годунова.
«Если царствовать значит знать слабость души человеческой и ею пользоваться, то в сём отношении Екатерина заслуживает удивления потомства.Её великолепие ослепляло, приветливость привлекала, щедроты привязывали. Самое сластолюбие сей хитрой женщины утверждало её владычество. Производя слабый ропот в народе, привыкшем уважать пороки своих властителей, оно возбуждало гнусное соревнование в высших состояниях, ибо не нужно было ни ума, ни заслуг, ни талантов для достижения второго места в государстве».А. С.
Книга «Детские годы в Тифлисе» принадлежит писателю Люси Аргутинской, дочери выдающегося общественного деятеля, князя Александра Михайловича Аргутинского-Долгорукого, народовольца и социолога. Его дочь княжна Елизавета Александровна Аргутинская-Долгорукая (литературное имя Люся Аргутинская) родилась в Тифлисе в 1898 году. Красавица-княжна Елизавета (Люся Аргутинская) наследовала героику надличного военного долга. Наследуя семейные идеалы, она в 17-летнем возрасте уходит добровольно сестрой милосердия на русско-турецкий фронт.
В книге "Недуг бытия" Дмитрия Голубкова читатель встретится с именами известных русских поэтов — Е.Баратынского, А.Полежаева, М.Лермонтова.
Повесть о первой организованной массовой рабочей стачке в 1885 году в городе Орехове-Зуеве под руководством рабочих Петра Моисеенко и Василия Волкова.
Исторический роман о борьбе народов Средней Азии и Восточного Туркестана против китайских завоевателей, издавна пытавшихся захватить и поработить их земли. События развертываются в конце II в. до нашей эры, когда войска китайских правителей под флагом Желтого дракона вероломно напали на мирную древнеферганскую страну Давань. Даваньцы в союзе с родственными народами разгромили и изгнали захватчиков. Книга рассчитана на массового читателя.
В настоящий сборник включены романы и повесть Дмитрия Балашова, не вошедшие в цикл романов "Государи московские". "Господин Великий Новгород". Тринадцатый век. Русь упрямо подымается из пепла. Недавно умер Александр Невский, и Новгороду в тяжелейшей Раковорской битве 1268 года приходится отражать натиск немецкого ордена, задумавшего сквитаться за не столь давний разгром на Чудском озере. Повесть Дмитрия Балашова знакомит с бытом, жизнью, искусством, всем духовным и материальным укладом, языком новгородцев второй половины XIII столетия.
Лили – мать, дочь и жена. А еще немного писательница. Вернее, она хотела ею стать, пока у нее не появились дети. Лили переживает личностный кризис и пытается понять, кем ей хочется быть на самом деле. Вивиан – идеальная жена для мужа-политика, посвятившая себя его карьере. Но однажды он требует от нее услугу… слишком унизительную, чтобы согласиться. Вивиан готова бежать из родного дома. Это изменит ее жизнь. Ветхозаветная Есфирь – сильная женщина, что переломила ход библейской истории. Но что о ней могла бы рассказать царица Вашти, ее главная соперница, нареченная в истории «нечестивой царицей»? «Утерянная книга В.» – захватывающий роман Анны Соломон, в котором судьбы людей из разных исторических эпох пересекаются удивительным образом, показывая, как изменилась за тысячу лет жизнь женщины.«Увлекательная история о мечтах, дисбалансе сил и стремлении к самоопределению».
Действие историко-приключенческих романов чешского писателя Владимира Неффа (1909—1983) происходит в XVI—XVII вв. в Чехии, Италии, Турции… Похождения главного героя Петра Куканя, которому дано все — ум, здоровье, красота, любовь женщин, — можно было бы назвать «удивительными приключениями хорошего человека».В романах В. Неффа, которые не являются строго документальными, веселое, комедийное начало соседствует с серьезным, как во всяком авантюрном романе, рассчитанном на широкого читателя.
Георг Борн – величайший мастер повествования, в совершенстве постигший тот набор приемов и авторских трюков, что позволяют постоянно держать читателя в напряжении. В его романах всегда есть сложнейшая интрига, а точнее, такое хитросплетение интриг политических и любовных, что внимание читателя всегда напряжено до предела в ожидании новых неожиданных поворотов сюжета. Затаив дыхание, следит читатель Борна за борьбой человеческих самолюбий, несколько раз на протяжении каждого романа достигающей особого накала.
Георг Борн — величайший мастер повествования, в совершенстве постигший тот набор приемов и авторских трюков, что позволяют постоянно держать читателя в напряжении. В его романах всегда есть сложнейшая интрига, а точнее, такое хитросплетение интриг политических и любовных, что внимание читателя всегда напряжено до предела в ожидании новых неожиданных поворотов сюжета. Затаив дыхание, следит читатель Борна за борьбой самолюбий и воль, несколько раз достигающей особого накала в романе.
Георг Борн — величайший мастер повествования, в совершенстве постигший тот набор приемов и авторских трюков, что позволяют постоянно держать читателя в напряжении. В его романах всегда есть сложнейшая интрига, а точнее, такое хитросплетение интриг политических и любовных, что внимание читателя всегда напряжено до предела в ожидании новых неожиданных поворотов сюжета. Затаив дыхание, следит читатель Борна за борьбой самолюбий и воль, несколько раз достигающей особого накала в романе.