Порча - [6]

Копьеносцы напирали с боков, а толпа расступилась, пропуская жену покойного вождя. Она приблизилась, грациозная и опасная. В чем в чем, а в опасностях чужак, отметивший двадцать третий день рождения, разбирался. Полные губы вдовы изогнула гримаса презрения. Темные и жестокие глаза ощупали плоский живот и грудные мышцы мужчины, покатые плечи, шрамы, зафиксировались на обвивающем шею шнурке.

– Как твое имя? – спросила она.

Чужак кашлянул и сказал миролюбиво:

– Пардус. А твое?

Толпа зароптала. Женщина улыбнулась холодно, глаза ее сверкнули.

– Элима. Жена Прунна, убиенного тобой.

– Это ложь, Элима.

– Кости не врут, – воскликнул колдун, притоптывающий рядом, и ткнул в Пардуса пальцем, – не врут, мерзавец!

– Откуда ты? – мягко спросила Элима.

– С юга. Из страны мбоке, из города, именуемого Тельхин.

Элима изучала прямые и жесткие волосы чужака, тонкие черты лица, присущие скорее белому человеку, чем жителю Юга. Висящий на шнурке камень, рубин размером с голубиное яйцо, отразился в зрачках женщины.

– Ты не похож на мбоке, – задумчиво сказала Элима.

– А ты не похожа на скорбящую вдову, – парировал Пардус.

Колдун замахнулся:

– Да как ты!..

– Постой, – усмирила его Элима. – Как зовут твоего отца, мбоке Пардус?

– Я не помню его имени, – небрежно проговорил чужак.

Брухары охнули. А Элима, скрестив руки под впечатляющей грудью, заключила:

– Мбоке Пардус, забывший имя отца. Ты пришел в наш поселок, ел нашу пищу и пил наше вино. В благодарность за оказанное гостеприимство ты убил нашего вождя. Тебе нет прощения. Уведите его, а мы подумаем, как наказать злодея.

Последняя фраза адресовалась страже. Ассегай кольнул в ребра. Брухары повели Пардуса через поселок, к бамбуковой клети, стоявшей на окраине. Чумазые детишки наблюдали за процессией, теснясь к хижинам. Завидев пятна свернувшейся крови на прутьях, Пардус хмыкнул. Не такими милыми оказались жители Зубчатых гор, как он представлял.

Клеть была просторной. Пардус уселся поудобнее и стал ждать. Ждать пришлось долго. Солнце палило, жгло макушку. Стража не реагировала на просьбы утолить жажду. Далеко за полдень его навестила Элима. Принесла воду. Он жадно опустошил кувшин, вытер рот и долго смотрел на вдову сквозь прутья.

– А ты та еще змея, не так ли?

– Побереги язык, – предупредила Элима и покосилась в сторону. Стража отдыхала поодаль, их никто не слышал, и женщина словно сбросила маску.

– Ты говоришь с будущим вождем племени.

– Не сомневаюсь, – улыбнулся Пардус. – Странно, что ты заколола старика лишь теперь. Неужели в поселке так редко появляются чужестранцы, которых можно обвинить в собственных преступлениях?

– Не твоего ума дело, безродный пес.

Элима прищурилась. Она не сводила глаз с рубина; Пардус – с ее бюста.

– Скажи лучше, откуда у бродяги этот камень? Украл, зарезав еще одного невиновного человека?

Пардус накрыл ладонью рубин.

– Наследство. Все, что осталось от матери.

– Надеюсь, ты не будешь против, если я заберу его.

– О, боюсь, что буду.

– Трупу ни к чему побрякушки. И богенге они безразличны.

– Богенге?

Мышцы Пардуса напряглись.

– Тебе они знакомы? – усмехнулась Элима.

– Люди-леопарды, – сказал Пардус.

Он вспомнил все, что слышал о богенге, байки, пересказываемые шепотом у костра, щекочущие нервы. Племя, не строящее домов, не охотящееся на зверей, не удящее рыбу, не возделывающее поля. Тайный клан, жестокие убийцы и каннибалы, поклоняющиеся чудовищному богу Зиверу. Говорили, что при посвящении в богенге ученик обязан убить своих родителей и съесть их плоть. Говорили, что у них нет теней, и лучше столкнуться на лесной тропе с настоящим леопардом, чем с богенге.

– Верно, умник, – подтвердила Элима. – Мой народ добр и не желает проливать кровь даже после того, что ты сделал. Мы отдадим тебя богенге. И пусть боги смочат твои губы в пустыне за мирами.

– Рад был встрече, красавица, – сказал Пардус в спину удаляющейся вдове.

Не впервые Пардуса из Тельхина обвиняли в том, чего он не совершал. Разморенный жарой, он задремал и увидел кошмар: растерзанное тело на мраморных плитах дворца, тело своей матери. И себя, стенающего над убитой, и отчима, вбегающего в покои со взводом лучников.

Его скормили бы шакалам, но сводная сестра усыпила конвоиров бульоном из сон-травы, помогла покинуть Тельхин. У высоких стен столицы они занялись любовью и попрощались навсегда. Пардус, принц мбоке, ушел на север, чтобы найти истинного убийцу королевы. Чтобы найти своего отца.

Смеркалось, когда пленника разбудила стража. Сорвала с шеи камень – он почувствовал, как внутри шевельнулся зверь, но ничего не предпринял. Рано.

Барабаны скорбели о смерти вождя, а колдун брухаров отправился к скалам и дул в витой рог, пока из сгущающихся сумерек ему не ответили.

Стража сопровождала Пардуса к узкому ущелью, в котором не разминулись бы два человека. Словно бог-кузнец Ярхо проверял остроту лезвия и рубанул по скале клинком, рассек ее надвое.

Ассегаи заставили шагнуть в проем.

– А вы – приятные парни, – сказал Пардус и пошел по ущелью. Иногда приходилось перелезать через валуны, иногда – продираться ползком. Стены то соединялись, то размыкались. Меж скал мерцала полная луна, освещала дорогу. Хороший знак. Мать говорила, что предки Пардуса спустились с луны. Что там у них хоромы, изготовленные из сияющего лунного гранита.