Пора влюбиться! - [5]

Школа, куда ходили колясочные друзья, располагалась сразу в трех зданиях, соединенных теплыми переходами. Это был переоборудованный комплекс "Ясли - сад".

У девятого - десятого и одиннадцатого классов было свое крыло. И, с нового учебного года, в крыле начались нехорошие дела: наркомания зацвела.

Школа довольно долго сопротивлялась этой заразе. Большой, хорошо просматриваемый со всех сторон участок, забор, охранники в каждом крыле, ученики в основном либо из благополучных семей, либо из специального детского дома для одаренных сирот. Короче - народу мало, четыреста человек, каждый на виду и нате вам, пролезла зараза! Поговаривали, что дилер, торговец, завелся. А может и несколько дилеров.

Наркотическая тема с первого сентября стала главной в разговорах на переменах и после школы. Но Ника не хотела волновать родителей и поэтому увела отца от расспросов о школе в область личных взаимоотношений мужчин и женщин.

Проблему эту тоже широко обсуждали.

Вернувшись к себе, девочка, отложив алгебру ("Да, ну, ее! Два примера завтра у Пинкиса сдуть можно."), сняла с полки географический словарь и вытащила из ящика стола свой дневник.

Нет, это был не школьный дневник с расписанием, отметками, гневной записью завуча: "Носится по коридорам, как угорелая кошка! Михаил Ильич, прошу, примите меры." И, чуть ниже, отклик отца: "Меры принял."

Отца в школе хорошо знали. У него, сотрудника редакции, были творческие дни. В такие дни он сам располагал своим временем, а потому мог зайти поговорить с учителями. В компании Вяльцевых - Туровых Михаил Ильич отвечал за учебу Ники, Сережи, Мишки и Наденьки, младшей дочери Туровых. Хитрая Надя как-то получив двойку, понесла дневник на подпись не матери, которая была с девочкой весьма строга, а дяде Мише. И все обошлось. Дядя заступился.

Нет, сейчас Ника достала совсем другой дневник, в нем никто не расписывался, к нему никто не прикасался.. Только хозяйка. Она заносила на пестрые, разрисованные страницы свои размышления и делала пометки о некоторых событиях, происходивших в её жизни. Записывала и даты явления Акробата.

Сейчас, думая о том, что совсем неплохо было бы смотаться в Барселону, Ника вывела на чистой странице:

О хорошем. Папа сказал, что может быть удастся съездить в Испанию. Ура, ура, поеду на историческую Родину. Город называется Барселона. В словаре написано, что он основан в 3 веке до Р. Х., это порт, там 2 миллиона жителей. Очень хочется. Испания будет моей восьмой страной. Мне повезло с родителями, и ещё мне повезло, что отец работает в таком клевом журнале.

О противном. Ко мне пристает Зяблов. В пятницу схватил рукой за грудь. Придурок! Во мне все сжалось от омерзения. Я вывернулась и понеслась по коридору. Чуть завуча с ног не сбила. Она написала замечание. Сегодня эта гнида, Зяблов, не завуч, когда выходили после уроков толпой, в дверях прижал меня к стенке. Хорошо Жанка была рядом и треснула его сменкой по яйцам. Взвыл. Видно те мухи тоже были не случайны. Это он меня подначивал. Может Мишке пожаловаться? Нет, пока не стоит. Я Турову как сестра, так что он, блеснув своими черными глазищами, крикнет: "За честь сЭстры!", и, пожалуй, вовсе лишит обидчика мужских деталей. Детали не жалко. Жалко Турова: ему уже четырнадцать, через два месяца пятнадцать, посадят, если что... Не буду ему жаловаться, лучше Акробату, безопасней.

Акробат. Почему его давно не было? Кстати, он возник примерно год назад.

Ника пролистала дневник и нашла запись прошлого года.

Девятнадцатое сентября 1999года.

Произошло замечательное событие! Я наконец дождалась. Доктор говорила, что это ничего, что у меня пока нет, что скоро придут, что это потому, что я худая, и что мое время"Ч" впереди, но я все равно переживала. У меня и прокладки давно приготовлены были. И вот сегодня утром случилось. Вернее ночью случилось, а утром я обнаружила. Хорошо, что в воскресенье. Я немного привыкну.

И ещё мама с папой отселяют от меня Сережку. Он теперь в их спальне жить будет, а они переезжают в большую комнату. Второй телик из спальни в кухню перетащили, короче - кутерьма. Но мне мама велела посидеть за столом спокойно, почитать или пописать. Вот я и пишу.

Я теперь взрослая. Это мы с мамой так решили. Папа, конечно, ничего не знает. Мама ему сказала, что нас с Сережой нужно разделить, так как я долго занимаюсь и Сереже свет мешает. Ха! Ему свет мешает! Да он до полночи под одеялом с фонариком кроссворды и лабиринты разгадывает. Но я молчу!

А ещё я видела сегодня необыкновенный сон. Мы вчера со школой в цирке были. Нашему классу первый ряд достался. Все здорово и клоуны, и львы, и лошади! Но лучше всех был АКРОБАТ!

Он появился прямо под куполом, в серебряном костюме, в коротком блестящем плаще и алой шляпе. Шляпу он бросил в публику и Я ЕЕ ПОЙМАЛА! А номер! С ума сойти! Я вся замерла, шляпу к груди прижала и не дышала, только сердце под шляпой колотилось. Акробат прыгал с трапеции на трапецию, падал понарошку, снова взлетал. Гибкий, сильный! Прожектора светили со всех сторон разными, как их, не помню, вроде фильтрами цветными что ли? Ну, он в пятнах пестрых был. И пятна эти прыгали, менялись. А когда акробат спустился вниз, то пошел прямо ко мне за своей шляпой. Он руку протянул, а я не сразу сообразила, ещё в себя после номера не пришла. И вышло, вроде, я ему шляпу не отдаю. Тогда он (наши все, конечно, рты пооткрывали), так вот он вынул, как будто из груди, маленькое сердечко из мягкого поролона и на ладони мне протянул. А поролон на воздухе распрямился и получилось большое сердце. Я тогда шляпу отдала, а сердце взяла. Он не отнял, а поцеловал мне руку. Что в зале было!