Пора влюбиться! - [23]

Время неслось незаметно. Она старательно что-то заворачивала, увязывала, заклеивала и лишь изредка поглядывала на Гришу, отмечая для себя все новые детали его образа. Оказывается он любит садиться на край стола, упираясь одной ногой в табуретку и, размахивая руками, отстаивать свою точку зрения на фараонов.

Девушкам его рассуждения казались забавными, так как они институт уже закончили и про фараонов знали, конечно, больше студента-лаборанта. Но все равно прислушивались.

А ещё Ника один раз поймала на себе Гришин взгляд, но виду не подала. Ох, непростой взгляд... Поймав, она не ответила на него, а с усиленным старанием принялась резать на куски вощеную непромокаемую бумагу. Для заворачивания черепков. "Или черепов, кто знает, что там попадется", подумала она, проводя по небу сухим языком. Нарочно подумала о чем-то далеком, чтобы не краснеть, но рот все равно пересох.

"Все-таки человек очень слабое существо: все про себя понимает, а заставить организм не включаться в переживания не может. Ну, вот почему пить захотелось? Подумаешь - посмотрел!" - Молча побранила себя Ника и быстро разрезала очередной лист бумаги.

Работа оказалась в общем весьма утомительной, потому, когда подошло время, простившись с девушками, Ника и Гриша пошли к метро неторопливо. Отдыхали. Молча. Почему-то вдруг трудно стало говорить, вроде какая-то стенка прозрачная выросла. Ника ни о чем не думала, просто лужи мерила. А о чем Гриша думал она не знала, да и знать не хотела - боялась, вдруг что-то не то?

В метро, среди людей, стенка пропала. Договорились о встрече в воскресенье. В субботу Ника должна была поехать с семьей и Туровыми к бабушке.

Ника помнила, что Мишка ждет её на углу в полвосьмого, но задержалась минут на пять дольше условленного срока. Замешкались они с Гришей в самый последний момент. Ему надо было ехать в метро дальше, но он вышел с Никой и сказал, что доберется на автобусе. Поднялись наверх. Она проводила его до остановки, категорически возразив против того, чтобы он довел её до подъезда - из окон кухни подъезд просматривался. Замаячил на горизонте нужный номер, Гриша повернулся к Нике, сделал из её волос традиционные "рожки", натянул на них капюшон и, махнув на прощание, прыгнул в автобус.

Она тоже махнула и понеслась навстречу с верным, терпеливым другом Туровым.

В тот момент, когда отец прикладывал палец к губам, Ника и Мишка уже добрались до квартиры и Туров тянул руку к кнопочке звонка. Он не спросил у Ники, где она была, только напомнил на всякий случай, что они втроем - он, Лера и сама Ника клеили стенд. И описал этот стенд. В другой бы раз Ника без труда вычла из трех один, себя то есть и отметила бы, что Туров клеил стенд вдвоем с Лушиной, но сейчас ей было не до чужой личной жизни. Эта чужая жизнь просто перестала существовать. Была наконец своя. И эта своя очень нравилась.

Необычная, полная тайн и романтики жизнь и, будь эта жизнь чужой, Ника бы ей завидовала.

Еще бы рядом с ней не какой-нибудь рядовой одноклассник, а взрослый, серьезный, очень интересный человек. А ещё он красивый и добрый. И раз он с ней, значит и она сама не так уж проста, как думают некоторые. И наверное не так уж некрасива, как ей самой кажется. Фигура, фигура! Изменится фигура! А с лицом порядок - она же видела, как он смотрит!

И не маленькая уже, как родственники считают.

Да, мама - папа! У вас не только Сережка на пять сантиметров вырос, у вас и Нина выросла. Причем её рост сантиметрами не ограничивается. Так то...

Примерно такие мысли бродили у Ники в голове, пока она рассеянно слушала Мишку.

Покивав в ответ, она, однако, и на сей раз Турову ничего рассказывать не стала. Зачем зря нагружать человека своими личными переживаниями, пусть себе радуется тому, что у него есть.

С этим и явились.

Поужинали на удивление быстро, кинули на пальцах кому первому идти в душ и улеглись спать раньше родителей и младших, смотревших новый фильм на видео.

О звонке Зои Сергеевны никто не обмолвился и никакой угрозы в зловещем сочетании "пятница, тринадцатое", кажется и не было.

Ника заснула сразу. Зато Мишка решил почитать. Отличный детектив попался, писателя Бориса Акунина "Пелагея и белый бульдог". Страшный. Когда Сережка явился спать, его гость ещё бодрствовал, проникая вглубь запутанной детективной интриги.

Сережка обрадовался, что тот не спит. О звонке классного руководителя отец не велел говорить Нике, но про Турова ничего сказано не было. И он поделился.

Сон у Мишки пропал вовсе. Туров решил читать до упора, пока все не заснут, а потом принять некоторые меры.

Где-то среди ночи Ника почувствовала, что её подталкивают. Сначала подумала, что Журка. Но потом в полусне сообразила, что вряд ли Журка, хоть и умный щенок, может сказать: "Одевайся, пили на кухню, поговорить надо."

Закрыли дверь, чтобы никого не разбудить, налили чайку. Тут за чашками Мишка все сведенья про звоночек и выложил.

Ника чуть в обморок не упала. Но потом собралась, отдышалась и рассказала колясочному другу про Зяблова, про первую прогулку, про больницу. И про вторник, когда ножками пошли от "Булочной" и про пятницу, про тринадцатое. Мишка слушал, не перебивал. Вылепил из хлеба человечка, съел его и сказал: