Пора услад - [20]

Я усмехнулся про себя и покосился на свою подругу. Она прелестна, спору нет, но заменить собой мотоцикл — это уж слишком… Вряд ли. Как ей объяснишь? На все мои серьезные доводы она шепчет: «Глупенький, маленький Мики!» Она убеждена, что нам надо уехать за тридевять земель, там спасение. Кто знает, может быть, она права, но мне-то что до этого? Вот она молчит, но я прямо-таки слышу ее голос — рассудительный, чуть утомленный: «Мы уедем, и ты, может быть, сделаешь там что-то замечательное, великое…» Наверное, она действительно меня любит, если еще ждет от меня таких чудес.

Итак, я листаю газеты, и мой взгляд хаотично скачет по рекламным объявлениям, словно собака по льдинкам во время ледохода… И вдруг я встряхиваю газетой, как старатель драгой, выудив нечто, и, прищурившись на свою находку, едва не вскрикиваю вслух «О!».

Передо мной прописная строка рядового объявления: «ПРОДАЕТСЯ МОТОЦИКЛ» — плюс номер телефона. А более ничего и не требуется.

Я сразу же проникаюсь уверенностью, что это именно то, что мне нужно. Если бы я верил во всяческие флюиды, то сказал бы, что типографская строка излучает какую-то приятную энергию. Я уже чувствую себя владельцем мотоцикла.

Моя подруга, почти жена, допила кофе и докурила сигарету. Под предлогом головной боли я деликатно распрощался с ней и, может быть, даже слишком второпях и неуместно клятвенно пообещал не впадать в детство, а, напротив, самым серьезным образом подумать о будущем — о нашем будущем, общем, заморском… На прощание мы поцеловались, но поскольку я уже кое-что скрывал от нее, то ощущал непривычную неловкость и подобие вины.

— Поосторожнее, — неожиданно предостерегла она меня.

На вечерних сырых улицах публика продолжала слипаться в кружки, где рассказывались ужасы и, вероятно, решалось, кого или что айда ниспровергать завтра. Будь у меня побольше времени, я бы, пожалуй, все-таки вник поглубже в происходящее, но, слава богу, торопливо проскальзывал мимо, поскольку уже успел позвонить по указанному в объявлении телефону и немедленно договорился с хозяйкой мотоцикла о встрече. Я спешил по этому адресу.

Любители-стрелки то и дело пускали в темнеющее небо одиночные ракеты, которые вытягивались на слабых огненных стеблях и вязли в низких тучах, похожих на сгустки плесени в пропавшем киселе. Столицу затопила пороховистая смесь ликования и испуга. Но я был совершенно спокоен. Несколько раз до моих ушей долетало что-то навязчиво-развязное, неудобоговоримое: «Раздавленно!..» Одно было очевидно вполне: с этой политикой все вокруг совершенно посходили с ума, бедняги. А ведь есть вещи и поважнее.

Я достиг северо-восточной оконечности города между огромными блочными многоэтажками, в густых зарослях акаций и бузины наткнулся на скопление кирпичных гаражей, в одном из которых предположительно находился предназначенный к продаже мотоцикл. Хозяйка мотоцикла заявила мне по телефону, что для нее не так важна цена, как то, в какие руки вещь попадет.

Микрорайон был тихий и, несмотря на жесткую шлакоблочность, какой-то по-деревенски умиротворенный. Не хотелось и думать, что здешнее население способно сливаться в бунтующие колонны и что-нибудь оглушительно скандировать. Я вытащил записную книжку, чтобы свериться с адресом. Потом огляделся, чтобы отыскать кого-нибудь, у кого можно было бы уточнить свое местонахождение.

Тут я обнаружил, что вокруг — и поблизости, и на отдалении — не наблюдается ни одной живой души: ни детей, ни взрослых, ни даже собак. Окрестных фонарей, однако, было предостаточно, и разгоралась они все ярче и ярче.

Но лишь я подумал о настораживающей пустоте окружающего пространства, как сбоку что-то зашевелилось, и, вздрогнув от неожиданного соседства и близости, я увидел на садовой скамейке пожилую чету, так плотно сидящую бок о бок, что она напоминала пару сиамских близнецов: громадная старуха, перебиравшая толстенными ножищами, обтянутыми коричневыми шерстяными рейтузами, а рядом восседал такой же громадный старик, потиравший квадратными ладонями квадратные колени.

— Если мои родители дотянут до столь преклонных годов, то будут выглядеть именно так, — подумал я и тут же отметил вздорность этой мысли.

— Вы с ума сошли, — услышал я произнесенное их как бы обоими одновременно и с шелестом, дополненным втягиванием воздуха через мшистые дырки ноздрей. Это было сказано весьма внятно, но я не понял, кто из двоих говорит: желтые губы шевельнулись едва, а серые лица были неподвижны, словно у чревовещателей.

— Ко мне это не относится, — несколько заторможенно возразил я.

— А как же девчонка с мотоциклом?

— Что из того?

— То-то и оно.

— Я чувствую, здесь кроется какая-то тайна, но мне было сказано, что я могу взглянуть на мотоцикл.

— Вы просто дитя. Вы хотите взглянуть на мотоцикл, но вам и невдомек, что хотят взглянуть на вас. Девчонка опять подыскивает себе дружка, который любил быструю езду.

— Я люблю.

— Сами и идете к ней в руки.

— Что, у нее уже кто-то был?

— А вот послушайте. Тут имеется одна нехорошая история. Был у нее сожитель, настоящий дьявол: лохматый, весь в наколках. У них была «любовь». Гоняли на мотоцикле вдвоем по ночам бог знает где, пока не случилась страшная авария. Дружок ее погиб. Расшибся ужасно, будто бы целой косточки не осталось, а мышечные ткани — в кашицу, — такой силы был удар. Что называется, лобовое столкновение… И вот тут замешалось невероятное: мотоцикл остался абсолютно целым, и у девчонки ни царапины… Теперь, стало быть, пропадает мотоцикл. Но это, конечно, только предлог, чтобы найти нового дружка.