Пора охоты на моржей - [61]

— Я думаю, — сказал Владик, — правильно решило собрание колхозников, что в каждой молодежной бригаде должны быть один-два пожилых, опытных охотника. Мы, молодые, в азарте можем увлечься и не заметить, что происходит кругом… — Владик умолк, а потом добавил: — Я, например, с уверенностью пойду на охоту с Кагье, Келевги, Памье, но никакими силами меня не заставите охотиться в молодежной бригаде Таёгыргина. Он хороший охотник, но самоуверенный и неопытный…

— Как я понял тебя, ты хочешь сказать, что в каждой бригаде должен быть наставник?

— Да, в море нужен наставник. Другое дело — комсомольская бригада, например, в мастерской. Здесь все на виду, здесь не надо принимать самостоятельных решений, здесь не опасно.

— Вот видишь, а ты говоришь «попробую»! У тебя уже сейчас есть хорошие, дельные мысли, — Василий Васильевич улыбался, а Владику нравилось, что его внимательно слушают.

— Есть еще одна трудность, — продолжал Владик. — Все увэленцы делятся на две половины: тапкаралит и энмыралит. До Советской власти тапкаралины были зажиточными, занимались торговлей, имели свои вельботы, хорошее оружие. А энмыралины были беднее, и многие из них находились в долгу у тапкаралинов. Отсюда возникла неприязнь, скрытая вражда, которая проявляется порой и сейчас. Невозможно, допустим, заставить охотиться Памье с Геманто, Таната с Куттегином. К тому же все морзверобойные бригады состоят из родственников: братьев, племянников, свояков. Такой маленький коллектив ломать трудно, да и стоит ли, Василий Васильевич? Еще крепка традиция передавать свой жизненный опыт, свои охотничьи секреты сыну или племяннику…

— Я считаю, что тебе удастся поднять работу комсомольской организации. Хорошие традиции поддерживай, с пережитками борись! — Василий Васильевич встал и, словно разминаясь, заходил по комнате. Лицо его стало строгим, сосредоточенным, Владик почувствовал, что секретарь взволнован и, видимо, думает, как продолжить разговор;

— Ты знаешь, что директора промкомбината, твоего отца, слушали с отчетом на бюро райкома ВКП(б)?

— Да, знаю. Отчет директора промкомбината за тысяча девятьсот сорок восьмой год обсуждался на общем профсоюзном собрании. План выполнили на сто четырнадцать и пять десятых процента. Правда, отстает немного косторезный цех. Косторезы просили отца, чтобы сказал в райкоме о строительстве мастерской, домов, чтобы завезли нужный инструмент, станки. Хотя и трудно нам, косторезам, как и швеям, говорил отец, но мы дали доход государству и перешли на полный хозрасчет и…

Но Василий Васильевич не дал договорить Владику.

— Работа Увэленского промкомбината признана неудовлетворительной, а директору, как члену партии, предъявлены серьезные претензии…

— Как? — удивился Владик. — Ведь план промкомбинат выполнил! Неудовлетворительно работать — это значит работать плохо.

— Сейчас я с тобой разговариваю как с руководителем комсомольской организации, будущим членом партии. И ты должен исходить не из родственных чувств, а иметь принципиальную партийную позицию.

Владик хотел было возразить, но Кононов, резко махнув рукой, назидательно продолжал твердым громким голосом:

— Промкомбинат не оправдал надежды райкома, не стал предприятием по сохранению и дальнейшему развитию национального искусства. За последние два года качество изделий ухудшилось и цены не снизились. Имеются факты опошления национального искусства. До сих пор нет художественного руководителя. Рабочие промкомбината живут и работают в тяжелых условиях. Они лишены нормальных условий труда, а это приводит к текучести кадров и снижению трудовой дисциплины. Промкомбинат проводит вредную практику, когда принимает на работу колхозников без решения общего колхозного собрания или правления колхоза. Политико-массовая работа на низком уровне. Комсомольская организация промкомбината развалилась…

— Но ведь это же неверно! — вспылил Владик.

— Что неверно?! Ты считаешь, что райком партии принял неправильное решение? — строгим голосом спросил секретарь. — Райком борется за правильное осуществление ленинской национальной политики и кое в чем Глебова надо поправить.

— Да, у нас плохие мастерские, рабочие промкомбината живут в ярангах, но что делать, если Увэленстрой ничего не строит. Вся мастерская говорит, что начальник Увэленстроя целыми днями лежит задрав ноги и почитывает книжки, а прораб пьянствует от безделья. Четыре года промкомбинат живет надеждой, что постановление Совета Народных Комиссаров будет выполнено. Кто должен завезти лес, кто должен строить?

— Во всяком случае не райком партии, — начал сердиться Кононов. — Наше дело выявить недостатки и указать. Райком партии в своем решении просит окружком содействовать в завозе строительных материалов.

— Будет лес, подымем комсомольцев, сами начнем строить дома. Дайте скорее лес! Вот только мне непонятно, в чем заключается опошление национального искусства? Не могу уловить смысл этого слова — «опошлять». Объясните!

— Опошлять — это, это… — видимо, сам Василий Васильевич затруднялся объяснить более точно значение этого слова. — Это значит делать плохим, мелким. Я имею в виду последние изделия косторезов: чернильные приборы, броши, шпильки, пудреницы. Они не традиционны для искусства чукчей, эскимосов. Ну, а качество работ некоторых граверов? Хотя бы взять Итчеля. Это же мазня, детский рисунок! А эти стаканчики, что делает Чуплю! Кому они нужны? А аляповатые безделушки Сотхитки? Разве это искусство?