Пора меж волка и собаки - [21]

– Ты отколь чернокнижник? – спросил Иван.

– Из дальних краев заморских, от двора королевы Аглицкой, ее волей к тебе в услужение послан, государь-батюшка, – вошедший поясно поклонился.

– Гляжу, какой молодец. У королевы-то Елизаветы, что все дохтура такие?

– Да мне мнится, – раздался шепот в ухо, – Он и не дохтур вовсе.

– А кто? – вслух спросил Иван. Эта привычка разговаривать с самим собой уже не удивляла свиту.

– Сдается мне, что он маг и волхв, – шепнула Малка.

– Так все дохтора на берегах Тыузы, в стольном граде Лондоне таковы?

– Не все. Я почитай один таков, – спокойно ответил гость, – Да я в Лондоне тоже проскоком был. А так в Париже, да Германии обретался.

– В чем же ты силен лекарь? Какие, такие болезти лечить силен? Какие лихоманки и какими зельями выводить учен.

– Разные, государь. Но ведь, коли душа не спокойна, то болезнь тогда только в тело лезет. А коли душа в благодати – тогда и хворь бежит, – он стоял, спокойно отставив ногу чуть в сторону.

– Во как! Да он философ, а Пересвет? – повернулся на троне к стоящему дьяку.

– Пусть чего еще скажет. Пусть поведает, какие книги читал? – хитро улыбнулся Гуляй, узнав в иноземце Микулицу.

– Книги разные читал, – отвечал тот, – Меня ведь еще и чернокнижником кличут. Книги читал. Философский камень искал. Золото учился делать, Яды смешивать. Чародейством людей изводить…. Много чего знаю и умею, чего темнить-то перед светлыми очами самого государя земли Русской, – краем глаза отметил, как опешили дьяки и челядь от его слов.

– Вот так! Яды, говоришь, смешивать умеешь, – Иван расплылся в улыбке, – Чародей говоришь. Волхв. А врага распознать можешь, али другого чародея? Не готовит ли зелья страшного, не имеет ли думу черную? – он откинулся на спинку трона, ожидая, что шепнет ему его мамка.

– Волхв – это хорошо. Бери его Ваня, он нам нужен сейчас, как вода холодная в зной. Кругом колдовство черное. Змеюки на груди, гляди, скоро зашевелятся. Силу почуяли, и алчность им нутро жжет. Нам теперича каждый человек, что нам верен и в делах ворожейских силен, как хлеба кусок в голодный год. Его ж к нам Лиза направила. Мы ей не враги, да и делить нам с ней нечего. Привечай его Ваня, – шепот смолк.

– Могу государь. Могу врага ведовством узнать. Могу ядом или словом извести, – прямо отвечал лекарь.

– Ну, тогда скажи, как тебя величать буду.

– Елисеем Бомелием звать меня… ноне, – тряхнув волосами, постриженными в кружок, ответил он.

– Елисеем значит. Вот теперь и у нас королевич Елисей. Один, али как? – пошутил Гуляй, заслужив одобрительный кивок царя.

– Да не с войском, – отшутился Елисей, – А вот жену свою Лету с собой привез.

– Ну, Бог с тобой, ступай вон к Пересвету, он тебя устроит. Я отдохну, пожалуй, – и как бы самому себе вслух добавил, – Надоть это дело колдовское повертеть со всех сторон, – встал и вышел в маленькую дверь сзади трона.

Из крошечной светелки он спустился в подвалы каменной палаты с низкими сводами, поддерживаемыми массивными колоннами. Сел на низкую лавицу, застеленную толстым персидским ковром. Закутался в соболью шубу, сняв с головы шапку Мономаха, и впал в думу. Тишину нарушил голос Малки.

– Чего пригорюнился надежа-государь?

– Да вот думаю, надо ли чародеев к себе подпущать или ну их? – он пытливо смотрел на свою берегиню.

– Вот смотри. Еще при батьке твоем, Василии, из Новогорода понаехало сюда Захарьиных детей, яблоку негде упасть. В Соборах Боровицких почитай все должности духовные у них. В Китай-городе, что ни жид, то Захарьину веру чтит. На Торгу в кажном лабазе, в кажном трактире схарьевец-захарьевец Правь правит. Дьяки у тебя, почитай, в половине приказов Захарьины. Даже Настя, прости ее Господи, и то Захарьина-Кошкина. А кот в государстве один могет быть, – с улыбкой напомнила она ему его же слова.

– А при чем тут моя дума про чародеев? – в глазах его рос немой вопрос.

– Ты слушай. Умей слышать и слушать. Слово серебро, а молчание – золото. Так вот. Жидовски мудрствующие, как они себя называют, мудрствуют не просто так, а зная тайны старые, звезды читая и волхования уча. Знала я их учителя, человека много разных тайн знавшего и много разным знаниям ученого. Чернокнижника и чародея известного, волхованием и ворожбой прославленного.

– Что ж стало с ним? – тихо спросил царь, с удивлением глядя на свою мамку.

– А он ноне в царстве Мараны на цепях висит. Его Аринии стерегут. От них не вырвешься. Только детки его да ученики по свету гуляют, – спокойно ответила она, – Потому…. Знаешь ли ты Ваня, как лесной пожар гасят, когда он огненным валом на деревни и посады идет?

– Как?

– А встречный пал пущают. Вот когда два вала огненных сойдутся и в схватке своей схлестнутся, то оба и гибнут. Задыхаются оба. Воздуха им не хватает для борьбы.

– Так ты, Малка, предлагаешь, огнем их пожечь?

– Нет, не понял ты меня. Клин – клином вышибают. Колдовские дела врагов твоих надо колдовством и вытравливать.

– Значит надо своих волхвов и чародеев привечать? – понятливо вскинулся Иван.

– Так! Теперь понял меня. Надо службу колдовскую заводить. А для дела такого новый лекарь, – она улыбнулась, – Дюже как гож.