Пора меж волка и собаки - [19]

Все утихли, расселись, и Собор пошел своим чередом. Заскрипели перья дьяков, вспотели лбы у служек, носящих свитки. Царь задал первый вопрос.

– Ответьте мне братья. Правильно ли Богу служим… и тому ли? – братия опешила, а негромкий голос невозмутимо добавил, – А именно… по тем ли Уставам, и те ли книги в обителях чтут? Да еще, те ли иконы пишут богомазы, и так ли, как завещано? А вообще, те ли обряды правим, али все наизнанку вывернули непотребством своим или злым умыслом? Отвечайте!

– Дозволь, Мастер, – встал суровый Максим Грек, назвав царя братским званием, – Меня тут не любят. Прозвище дали, мол, все я говорю и думаю с излишком. Да не в том дело. По моему разумению, подобает быть богомазу смиренну, кротку, благоговейну, не празднословцу и не смехотворцу, не сварливу, не завистливу, не пьянице, не грабежнику, не убивцу…

– Андрей Рублев чарку мимо уха не проносил, байки смешливые говаривал и сказы дивные пел, а гляди-ко, какие иконы малевал, – возразил ему отец настоятель Андрониковой обители.

– Будут хранить чистоту душевную и телесную, – не обращая внимания на выпад, монотонно продолжил Максим, – И учиться у добрых мастеров будут, тогда на досках и образа будут Святостью дышать. И еще добавлю, о другом. Кругом бесчинства, суеверия всякие. Запретить надоть занятия не богоугодные, чародейства всяческие и волхования. Книги злодейские, всем нам известные, давно в народ не надобно пущать!

– Поясни, – коротко бросил сумрачный брат, сидевший в темном углу.

– Рафли – книгу гадальную от старых Богов, да Шестокрыл – звездознанием пропитанный, да Аристотелевы Врата и другие книги старым духом напоенные. Надоть их отреченными сделать!!

– Сошли его государь по далее, – шепнула в ухо Ивану Малка, – Например в Оторочь монастырь в Тверь. Ему там место. Больно злобен и дремуч.

– Все брат Максим садись, Благодарствую за совет, – оборвал его царь, – Понял я, что не хватает надзора над духовенством. С энтого времени будет. И в кажном деле контроль будет, для чего по всем землям приказы учредим, в кажном деле свой!

– В обителях монастырских тоже пороков не счесть! – попытался выправить положение Макарий.

– Энто тоже надоть посмотреть, и к старым порядкам обернуть, а кто решил в новые заветы удариться, того в прорубь или на кол! – рыкнул царь, и все пригнули головы.

– Волшебство и колдовство повсюду разгулялось. Вон Москву чародейством спалили! – визгливым голосом вступил дядька царицы Анастасии Захарьин-Юрьев, – Меры надо принять супротив брадобрития. Содомский грех за ним прячут! Скоморохов извести! Руки попереломать и языки выдрать! Больно много чего поют и бают из старых былин богатырских. Праздники надо запретить, старым Богам поклонения, капища срыть, зничи погасить…

– А ты откель взялся? Хто тебя на Собор пустил? Схарьево отродье! – перст с царским перстнем уперся в грудь боярину, – Ты тут чего? Ты брат, али игумен? Могет быть ты архиерей, какой? Макарий! – перст уперся в грудь митрополита, – Ты его в сан рукоположил? Али я не знаю чего!?

– Нет, государь-надежа! Нет у него сана духовного, – торопливо выпалил Макарий.

– Тогда кто тебе слово давал? Смерд! Псари!!! – Иван повернулся к Угрюмам. Захарьина как ветром выдуло с Собора, аж шапка с головы слетела. Помнил, как Шуйского порвали.

Дальше все пошло чередом. Хотели духовники, церковники у монастырей власть и контроль государев отобрать. Нестяжателями себя назвали, мол, народ поймет и полюбит. Заслужили полной ложкой. Двоих под стражу прямо в палатах взяли и сослали в дальние же монастыри.

С зимних вьюг до первых одуванчиков заседал Собор. Все обговорили все окумекали, как дальше жить. И о выкупе пленных из неволи поговорили и порешили, что всем миром своих выкупать и раскидывать весь откуп по сохам, что бы всем народом, Русью всей откуп ненакладен был. Да и кажный, коли внес свою толику, горд будет, что брата из неволи вызволил. О призрении больных и бедных поднял вопрос Великий Магистр ордена госпитальерского. Иван ответил тут же.

– Повелеваю все больных и престарелых описать по всем городам, городкам и посадам. И в каждом городе устроить богадельни мужские и женские, как нам еще Андрей Боголюбский завещал. Там больных престарелых и неимущим устроить так, чтобы было, куда голову преклонить, довольствоваться пищей и одеждою, а люди, заповеди Боголюбского чтящие, пусть милостыню и все потребное им приносят. Так ли Мастер? – повернулся к Магистру.

– Так, А мы братья госпитальеры присмотрим за ними, чтобы жили в чистоте и покаянии, – сел, подобрав красный плащ.

Напоследок приняли «Судебник» – новый Устав, старые Правды заменяющий, да уложения о создании войска огненного боя – стрелецкого. Затем встал царь на высоком своем помосте, казалось, головой упираясь в низкий сводчатый потолок, и сказал, как отрезал:

– Всем теперь на земле сидеть. Две недели даю вам в году, когда можете с удела в удел ходить. Неделю до Юрьева дня, и неделю после. Все!

– Сгорела воля в пожаре московском! – вспомнил кто-то крик на пепелище.

– Сгорела!! – жестко и коротко подтвердил Иван Васильевич великий князь и царь всея Руси.