Попытка словаря. Семидесятые и ранее - [25]

«Дар богов – великолепный теннис» был безусловной привилегией цековских детей, причем далеко не всех, а лишь интересующихся. Хотя лично меня привлекал вовсе на элитарный характер этого занятия, а чисто спортивная мотивация – и получалось так, что из всех своих друзей по цековскому кварталу я единственный играл в теннис. Примитивные корты с асфальтовым покрытием. Кеды, подошвы которых сгорали за две недели. Белые мячики с надписью «Ленинград» и простецкая ракетка, хорошо, если деревянная. Вот и весь набор теннисиста-энтузиаста конца 1970-х. Разумеется, среди взрослого населения попадались редкие пижоны и мастера. Допускаю, что эти персонажи имели отношение к международному отделу, иначе, откуда было взяться этим белоснежным майкам и шортам, легким белым туфлям и даже напульсникам. Среди игроков был один фантастический парень, лет на пятнадцать старше меня – он обладал феерической техникой. Не физическими данными, не выносливостью или силой удара, а именно техникой, завораживавшей чистотой движения и полета мяча. Готовясь к приему подачи, он неизменно говорил по-английски «Ready!», что усугубляло восхищение. Но главное, у него была настоящая западная ракетка, то ли Donnay, то ли Wilson, а иногда даже попадались совсем не ленинградские желтые мячи, действовавшие на окружающих, как бусы на дикаря.

Ракетки были слабым местом советского любительского тенниса и самым фетишизированным предметом. Просто повертеть настоящую ракетку в руках, почти увидев свое отражение на лакированной поверхности, усеянной надписями на английском языке, проверить ее на вес, провести ладонью по струнам, ощутить мягкое прикосновение нездешней обмотки, оберегающей руку от появления крестьянских мозолей, – вот они, ускользающие образы счастья… Уже в 1980-е начали появляться ракетки принципиально нового типа, а мы с приятелем были рады хотя бы тому, что где-то достали идиотские, с невероятно толстыми ручками и неудачно распределенным весом, американские ракетки Penguin в лучшем случае 1950-х годов.

… Я долго хранил номер журнала «Америка», представлявший лучших теннисистов страны, разглядывал одежду, аксессуары и ракетки. Крис Эверт Ллойд. Джимми Коннорс. Звукопись другой жизни…

Главными же изданиями, которые оказывались вне конкуренции, допустим, с «Наукой и жизнью» или «Техникой – молодежи» (которой я в соответствии с модой пытался увлечься, но так и не увлекся), были «Футбол-Хоккей» и «Советский спорт». Тогда газеты выходили всерьез, не то что сейчас, и свой первый в жизни собственный номер «Советского спорта» я прочел первого января 197… какого-то года.

Типографской краской уже за несколько метров празднично благоухал почтовый ящик. Газета приятно пачкала руки и была напечатана в две краски – в новогоднем номере размещалось необычайно нарядное поздравление, исполненное в синем цвете. Можно было разглядывать логотип, вертеть хрустящие полосы в руках, листать этот удивительный предмет, принадлежащий только мне, разглаживать его, валяться с ним на диване в родительской спальне – для наслаждения требовался простор. Передо мной был один из самых красивых объектов материального мира – газета. Нешуточная значительность газеты и затраченные на ее производство усилия казались слишком существенными по сравнению с ее скромной функцией – умереть на следующий день. С чем мне было трудно примириться даже тогда, когда я еще был мальчишкой, а не профессиональным газетчиком.

Кроме того, утро первого января глухого застойного года виновато в том, что я до сих пор не считаю электронную и «гражданскую» журналистику – журналистикой. Ежеутренняя молитва современного (со времен Гегеля) человека предполагает наличие перед молящимся материального предмета, прошедшего через руки профессиональных редакторов и художников. Конечно, если они действительно профессиональны.

Правда, есть один нюанс. Ежеутренняя молитва превратилась благодаря блоггерам и участникам форумов в ежеутреннее испражнение. Читатель нового типа не раскрывает поутру за чашкой кофе любимую газету, это тщательно приготовленное и изысканно сервированное по всем правилам современного дизайна, типографики, технического и художественного редактирования блюдо. Компьютерный столик с забытым на нем фрагментом хлеба с нахлобученным сверху скончавшимся в корчах неопрятным куском сыра – это не венское кафе c пятью наименованиями утренних газет, зажатых в специальных держателях. И сидит за компьютерным столиком вовсе не опрятный человек, который, уважая себя и свою ежедневную работу, желает, как и в кафе, быть обслуженным – получить порцию фактов, прошедших профессиональную редактуру, и комментариев от людей с именами и пониманием того, что происходит в мире. За компьютерным столиком сидит неумытый персонаж в трусах, который читает тексты не для того, чтобы получить информацию или насладиться ходом мысли колумниста, а для того чтобы вставить свои пятнадцать копеек в окошечке, которое льстиво предоставляют ему сайты современных газет. Он стучит по клавиатуре, чтобы испражниться на текст, уничтожить его и автора, на других таких же орлов посмотреть и себя показать. И если профессиональный автор к середине дня сдуру решит заглянуть в поле комментариев к своей статье, он словно бы погрузится в кипящее дерьмо. Книга, говорил Пастернак, кубический кусок дымящейся совести, а блоги и форумы – это разбрызганное дымящееся дерьмо, попавшее в вентилятор постов, записей и комментов.