Попытка - не шутка - [9]
— Здесь, в селе, должен быть помещичий дом, где же? Его не видно… — обратился Лев Николаевич к ямщику, отрываясь наконец от созерцания этих незатейливых предметов.
— Есть; он вон там, правее будет, у самой речки: вишь, вон где роща-то? Это господский сад, значит, пойдет, а за ним и дом стоит, из-за саду-то его тепериче не видать, — обстоятельно пояснил ямщик. — Так как же тебя везти-то? У Балашева, что ли, пристанете? — спросил он через минуту.
— У него, у него, — поспешил сказать Матов.
Тройка круто повернула налево, в какой-то сравнительно очень широкий проулок, и подъехала к длинному двухэтажному деревянному дому без всякой вывески. На верхней ступеньке довольно крутого крыльца, которое вело прямо с улицы во второй этаж этого строения, стоял в розовой ситцевой рубахе атлетически сложенный, высокого роста старик с гладко расчесанной седой бородой, достигавшей у него почти до пояса. Заслонясь левой ладонью от косвенных лучей заходящего солнца, незнакомец с удивлением смотрел на подъехавшую тройку, пока ее возница проворно слезал с козел.
— Вот гостя тебе привез — постояльца, Микита Петрович, — с поклоном обратился к нему ямщик, очевидно, как к хозяину дома. — Примать?
— Мы гостям завсегда рады, на том, значит, стоим; только вы, к примеру, из каких будете? — степенно осведомился старик у Матова, спускаясь к нему с крыльца и медленно разглаживая правой рукой бороду.
— Здравствуйте, хозяин! Я доктор, — пояснил Лев Николаевич, вылезая из тарантаса. — Мне хотелось бы остановиться здесь на несколько дней, отдохнуть с дороги, так нельзя ли у вас?
Никита Петрович минуту затруднительно помолчал.
— Можно-то оно, пошто не можно, да только мы незнакомых не больно-то любим примать: всякого ведь тут народу довольно ездит… тоже и чиновники, тепериче… — сказал он, несколько замявшись и проницательно оглядывая с ног до головы скромную и вместо изящную фигуру приезжего. — Нам главное, по каким вы таким делам сюда пожаловали?
— Да я просто частный доктор и еду по собственной надобности, — объяснил Матов.
— Так-с… — проговорил Балашов, очевидно, все еще затрудняясь. — А долгонько у нас простоять-то думаете? — спросил он, опять помолчав немного.
— Да несколько дней, не больше, — конфузясь, сказал Лев Николаевич, как видно, не приготовленный к такому подробному допросу.
— Так-с, так-с… — снова протянул Никита Петрович, не зная, по-видимому, и теперь, как ему поступить. — Да делать-то уж, видно, нечего, надо будет принять, коли сюда завез; а только мы, признаться сказать, не больно охочи до всяких-то приезжающих… Ну, кум! Вываливай, что ли, поклажу-то… — решительно обратился он вдруг к ямщику, хотя в голосе его и слышалось явное нерасположение.
Матов тоже стоял в нерешительности, остаться ли ему здесь или поехать искать пристанища в другом месте.
— Да, вот что, хозяин, — надумался он сказать наконец, — но русской пословице, насильно ведь милым не будешь, так уж я лучше проеду куда-нибудь дальше.
Спокойный тон Льва Николаевича заметно сконфузил, в свою очередь, старика.
— Ничего, ничего… пошто и у нас не погостить! Может, ты и хороший человек, кто тебя знает; может, ужо и слюбимся как-нибудь, — поспешил он заключить еще решительнее, но на этот раз уже в самом примирительном тоне. — Пожалуйте-ка в горницу!
Матов охотно последовал за ним на крыльцо, сказав, между прочим, ямщику, чтоб тот вносил вещи.
— Опять тепериче и то надо по правде сказать: господа — народ, не приобвыкший к нашим мужицким порядкам: другой раз и хошь угодить на него, да не потрафишь. Купцы, дак те тепериче не в примере обиходнее… — лукаво заметил хозяин, как бы в свое оправдание.
— Не беспокойтесь, я не взыскателен, — сказал доктор.
— Известно, и у нас хорошие люди стаивали на фатере, да все оно как будто опаску имеешь; тоже и насчет кушанья, тепериче, хлопотно с господами… — продолжал Никита Петрович, видимо стараясь уже вперед выгородить себя на всякий случай.
— И и этом будьте совершенно спокойны, что дадите, то я и буду есть, — окончательно задобрил его Лев Николаевич.
Они вошли между тем в просторные сени, разделявшие весь дом на две отдельные половины.
— Тут вот я сам живу, а тебя вот здеся помещу, — объяснял Балашов, указывая одной рукой налево, а другой направо. — Черный народ когда бывает, так тот у меня больше внизу стоит, беспокойства, значит, вам большого не будет. Семейка моя тоже не больно-то велика: одна дочь тепериче да работник с работницей — и все тут.
Хозяин отворил дверь в правую половину и ввел туда приезжего. Здесь, кроме маленькой передней с полатями, оказались еще две довольно просторные, светлые комнатки, убранные, согласно деревенским обычаям, весьма недурно.
— Вот уж так все эвти три горенки вы и займите, — предложил Балашев, остановившись посредине второй комнаты и заложив за спину руки.
— А что вы с меня возьмете за это, хозяин? — спросил Матов.
— Да што с тебя взять-то?.. Шесть гривен в сутки с едой положишь? Известно — не травой станем питаться, — любезно сострил Никита Петрович.
Лев Николаевич остался совершенно доволен таким условием; он только выговорил при этом, чтоб ему подавали два раза в день, утром и вечером, самовар, если последний имеется в доме, как неосторожно выразился доктор.
Федоров (Иннокентий Васильевич, 1836–1883) — поэт и беллетрист, писавший под псевдонимом Омулевского. Родился в Камчатке, учился в иркутской гимназии; выйдя из 6 класса. определился на службу, а в конце 50-х годов приехал в Петербург и поступил вольнослушателем на юридический факультет университета, где оставался около двух лет. В это время он и начал свою литературную деятельность — оригинальными переводными (преимущественно из Сырокомли) стихотворениями, которые печатались в «Искре», «Современнике» (1861), «Русском Слове», «Веке», «Женском Вестнике», особенно же в «Деле», а в позднейшие годы — в «Живописном Обозрении» и «Наблюдателе».
Федоров (Иннокентий Васильевич, 1836–1883) — поэт и беллетрист, писавший под псевдонимом Омулевского. Родился в Камчатке, учился в иркутской гимназии; выйдя из 6 класса. определился на службу, а в конце 50-х годов приехал в Петербург и поступил вольнослушателем на юридический факультет университета, где оставался около двух лет. В это время он и начал свою литературную деятельность — оригинальными переводными (преимущественно из Сырокомли) стихотворениями, которые печатались в «Искре», «Современнике» (1861), «Русском Слове», «Веке», «Женском Вестнике», особенно же в «Деле», а в позднейшие годы — в «Живописном Обозрении» и «Наблюдателе».
Федоров (Иннокентий Васильевич, 1836–1883) — поэт и беллетрист, писавший под псевдонимом Омулевского. Родился в Камчатке, учился в иркутской гимназии; выйдя из 6 класса. определился на службу, а в конце 50-х годов приехал в Петербург и поступил вольнослушателем на юридический факультет университета, где оставался около двух лет. В это время он и начал свою литературную деятельность — оригинальными переводными (преимущественно из Сырокомли) стихотворениями, которые печатались в «Искре», «Современнике» (1861), «Русском Слове», «Веке», «Женском Вестнике», особенно же в «Деле», а в позднейшие годы — в «Живописном Обозрении» и «Наблюдателе».
Федоров (Иннокентий Васильевич, 1836–1883) — поэт и беллетрист, писавший под псевдонимом Омулевского. Родился в Камчатке, учился в иркутской гимназии; выйдя из 6 класса. определился на службу, а в конце 50-х годов приехал в Петербург и поступил вольнослушателем на юридический факультет университета, где оставался около двух лет. В это время он и начал свою литературную деятельность — оригинальными переводными (преимущественно из Сырокомли) стихотворениями, которые печатались в «Искре», «Современнике» (1861), «Русском Слове», «Веке», «Женском Вестнике», особенно же в «Деле», а в позднейшие годы — в «Живописном Обозрении» и «Наблюдателе».
Федоров (Иннокентий Васильевич, 1836–1883) — поэт и беллетрист, писавший под псевдонимом Омулевского. Родился в Камчатке, учился в иркутской гимназии; выйдя из 6 класса. определился на службу, а в конце 50-х годов приехал в Петербург и поступил вольнослушателем на юридический факультет университета, где оставался около двух лет. В это время он и начал свою литературную деятельность — оригинальными переводными (преимущественно из Сырокомли) стихотворениями, которые печатались в «Искре», «Современнике» (1861), «Русском Слове», «Веке», «Женском Вестнике», особенно же в «Деле», а в позднейшие годы — в «Живописном Обозрении» и «Наблюдателе».
Федоров (Иннокентий Васильевич, 1836–1883) — поэт и беллетрист, писавший под псевдонимом Омулевского. Родился в Камчатке, учился в иркутской гимназии; выйдя из 6 класса. определился на службу, а в конце 50-х годов приехал в Петербург и поступил вольнослушателем на юридический факультет университета, где оставался около двух лет. В это время он и начал свою литературную деятельность — оригинальными переводными (преимущественно из Сырокомли) стихотворениями, которые печатались в «Искре», «Современнике» (1861), «Русском Слове», «Веке», «Женском Вестнике», особенно же в «Деле», а в позднейшие годы — в «Живописном Обозрении» и «Наблюдателе».
Соседка по пансиону в Каннах сидела всегда за отдельным столиком и была неизменно сосредоточена, даже мрачна. После утреннего кофе она уходила и возвращалась к вечеру.
Алексей Алексеевич Луговой (настоящая фамилия Тихонов; 1853–1914) — русский прозаик, драматург, поэт.Повесть «Девичье поле», 1909 г.
«Лейкин принадлежит к числу писателей, знакомство с которыми весьма полезно для лиц, желающих иметь правильное понятие о бытовой стороне русской жизни… Это материал, имеющий скорее этнографическую, нежели беллетристическую ценность…»М. Е. Салтыков-Щедрин.
«Сон – существо таинственное и внемерное, с длинным пятнистым хвостом и с мягкими белыми лапами. Он налег всей своей бестелесностью на Савельева и задушил его. И Савельеву было хорошо, пока он спал…».