Попутный ветер - [9]

Теперь парень чувствовал, что недосказанности не будет. Нотки искренности раскрывались, как цветочные бутоны в начале сезона, и крепли с каждым произнесённым словом. Девушке нелегко давался рассказ. Она каждое слово проговаривала, как первопроходец прокладывает следы на будущей тропе. Но исповедальный путь не имеет возврата.

— Дядя воспитывал меня вместе со своими тремя дочерями. У нас было все, что можно желать: красивая одежда, наставники и уйма свободного времени. Меня особо не отличали и не выделяли. Я не чувствовала себя чужой или обделённой. А поскольку была самой младшей, то имела гардероб в три раза больший, чем у каждой сестры по отдельности, пусть и не слишком новый. Свободного времени у меня было много, я читала книги и вспоминала доброй печалью ушедших к Жизнеродящей родителей. — Летта шумно вздохнула и выдохнула, словно набираясь мужества перейти к следующей части своего рассказа. — Все было бы ничего, если бы дядя не был игроком. Особой удачей он не обладал. Поэтому в конце каждого сезона нам приходилось потуже затягивать пояса. За сезон прореха в бюджете более-менее затягивалась, долги были розданы или прощены, и все начиналось заново. Сестёр потому и не торопились вывозить в свет, что особого приданого за ними не числилось. Хотя пару раз они бывали при дворце, где удостоились весьма лестных отзывов. На меня же теперь внимания не обращали совсем. Я не блистала красотой, а ум для девушки не важен. Дядя не стал бы меня искать, если бы я потерялась и не вернулась домой. Пока в доме не появился нотариус и не сообщил, что новые хозяева дома, некогда построенного отцом, начали ремонт и обнаружили замурованными в стене десяток флаконов с сигментной массой, сундучок с драгоценностями и листы с записками отца. Я мгновенно оказалась завидной невестой. По традициям Златгорода, если опекун состоятельной девушки подберёт ей супруга до её совершеннолетия, тогда треть её состояния отойдёт ему, а остальное мужу, с условием пожизненной ежемесячной выдачи девушке наличных денег. А если она останется одинокой, то ей выдадут казначейские векселя и она сможет воспользоваться ими на свои нужды.

— И, конечно, дядя не преминул позаботиться о женихе? — догадался Олаф.

Она кивнула, грустно глядя куда-то вдаль. От неё густо, одуряюще потянуло тревогой и печалью, перекрывая запах освежёванной туши недоеда и потухающего, а потому чадящего костра.

— А вы решили убежать, потому что жених оказался стар, глуп и безобразен? — высказал тут же второе предположение.

— Нет, — возразила Летта. — Он молод, красив и умён. Это племянник жены моего дяди. До сих пор охотно одалживающий ему средства на игры, а теперь вдруг вознамерившийся за счёт меня покрыть долг.

— Разве вы не могли просто понравиться этому племяннику? — удивился юноша.

— На мне собирались жениться только из-за наследства, — безапелляционно заявила девушка. — Посмотрите внимательно. Я слишком некрасива, чтобы зажечь любовь в чьём-то сердце. Меня отвергли даже жрицы Храма, из которого некогда сбежала моя мать.

Парень почувствовал неловкость, если бы он стал убеждать Летту, что она хотя бы немного красива, его ложь могла спугнуть откровенность. Но и просто промолчать было неверно:

— Как бы там ни было, жених мог полюбить вас, Летта Валенса. А вы его. Пусть не сразу. Со временем.

— Нет, — возразила она жёстко, и, отвернувшись к стене, свернулась на земле тугим клубком.

Олаф понял, что девушка считает разговор оконченным. Однако оставался ещё не выясненный вопрос:

— А зачем это путешествие в Темьгород?

Она приподняла голову и ответила тускло:

— Во-первых, мне надо успеть получить гарантированное решение, что брак со мной недопустим. Это возможно только там.

— В Темьгороде?

Темьгород издревле был рекреацией для ущербного люда, которому Империя запрещала регистрировать отношения и рожать детей. Туда свозили несчастных со всех концов света. Иногда под стражей. Проводили над ними необходимое воздействие, давали жилье, еду и работу по силам. Считалось, что это делается во благо Империи. У Олафа была своя точка зрения, жаль, что от его частного мнения мало что зависело.

— Просить подобной судьбы по доброй воле — полный край, — юноша насквозь проникся отчаянием Летты Валенса и подошёл ближе, намереваясь как-то поддержать её.

Но в сочувствии девушка не нуждалась:

— По крайней мере, там от меня будет толк, — она не стала пояснять, что собирается делать в проклятом гетто, завернулась с головой в свой плащ и сделала вид, что заснула.

Олаф не стал настаивать. Просто лёг в паре локтей от неё. Совершенно позабыв, что девушка так и не пояснила, что будет "во-вторых".

День второй. Привал с душком

Когда утро ворвалось в пещеру рябью в воздухе и заунывной песней горного ветра, молодые люди одновременно открыли глаза и посмотрели друг на друга. Ночной холод бесстыдно заставил их приблизиться и искать тепла в крепких обоюдных объятиях. Между ними было лишь несколько слоёв одежды, сразу вдруг показавшейся удивительно тонкой.

Юношу затопил аромат девичьей скромности и смущения. Олаф проворно вскочил на ноги и отскочил на пару шагов назад. Стал деловито скручивать шкуру недоеда, собирать оставшийся провиант и разбросанные вещи.