Поправка на икс - [4]

И вдруг Шорин начал замечать самые обыденные вещи. Совершенно неожиданно он сделал открытие: внимание может привлечь даже то, что вовсе не является проблемой. Он мог, например, подолгу наблюдать падение снежинок, хотя оно выражалось простой и не очень интересной системой дифференциальных уравнений. Тогда он решил, что это обычная усталость, поговорил с врачами и на три недели уехал на Кавказ, в санаторий. А потом началась Лунная экспедиция, потребовавшая чрезвычайного напряжения всех сил, духовных и физических, и заставившая его забыть обо всем постороннем. Жизнь Шорина до отказа заполнило Необыкновенное: страшные, туманящие сознание стартовые перегрузки; гнетущее, неотступное чувство заброшенности в черной пустыне космоса; наконец, Луна и первый навсегда запомнившийся шаг по скалистой, покрытой трещинами лунной земле.

Как память о тех днях, на столе Шорина лежал ноздреватый камень - кусочек Луны. Рядом с малахитовым письменным прибором он казался неуместным, этот простой камень, отбитый на обрывистом валу Залива Радуги. Но здесь, в громадном кабинете, он был для Шорина частицей Необыкновенного.

Да, лунный камень мог волновать, это Шорин понимал. Не понимал он другого: почему иногда волновали совершенные пустяки: капли дождя на стекле, занесенный ветром запах сырых осенних листьев, случайный отблеск солнца на обледеневшем карнизе. Шорину казалось, что приближается старость. Ему шел сорок второй год. Он не хотел думать, что это не старость, а отданная науке молодость властно предъявляет свои права.

...Бесшумно открылась полированная, красного дерева высокая дверь. Появилась секретарша - в строгом английском костюме, безупречная, вполне академическая. Молча положила на стол конверт и целлофановый пакет с магнитной лентой. Покосилась на пыльный, невзрачный камень. Отодвинула его, аккуратно стряхнула соринки. Молча вышла.

Шорин поскреб рыжеватую бородку, озадаченно посмотрел ей вслед: "Почему молчит?" Понял: боится потревожить. Усмехнулся: "Ну-ну!.. Навели хрестоматийный глянец..." Знакомый почерк на конверте - наклонный, крупный - сразу оттеснил раздражение. Письмо было от старого друга, композитора Артемьева. "Слышал по радио. Поздравляю, - писал Артемьев. - Черт знает, как хорошо! Есть что-то знаменательное в твоем избрании. Президентами были геологи, физики, химики, теперь президент-строитель и капитан межпланетных ракет. Вижу в этом дух времени. Земная наука окрыляется. Еще раз поздравляю.

А теперь о деле. К тебе придет Лариса Павловна Смолина. Если у тебя хватит терпения выслушать эту девушку, ты узнаешь нечто в высшей степени интересное. У нее нет никаких доказательств, но я верю, понимаешь, верю ей. К сожалению, прямое начальство Смолиной относится к открытию иначе.

Смолина биолог, работает в Институте мозга. Не берусь судить о ее эрудиции, но помню, лет пятнадцать назад произошла с ней такая история. В какой-то старой книге об экспедиции Седова она прочла, что легкомысленный щенок, из любопытства лизнувший трап, примерз к металлу. Этот эпизод произвел на девчонку необыкновенное впечатление. Она решила устроить эксперимент. Ночью вышла во двор (было градусов тридцать мороза) и лизнула висячий замок на сарае... Разумеется, язык моментально примерз. Девчонка оказалась в отчаянном положении... Заметь, она не позвала на помощь. Именно поэтому соседи разбудили меня: они не могли найти йод, а с кончика языка капала кровь.

Вот так, мой друг и президент. Ты же понимаешь, из такой девчонки должен был получиться настоящий исследователь.

Я знаю тебя. Твое ледяное спокойствие и корректная ирония могут смутить и более опытного ученого. Будь терпелив.

Да, посылаю тебе запись первой части "Звездной симфонии". Послушай, поругай".

Шорин отложил письмо. Прошелся по кабинету, поскребывая бородку и вполголоса повторяя: "Смолина... Смолина..." Фамилия была знакомой. Натренированная, привыкшая к дисциплине память быстро перебирала события, встречи, имена. Он вернулся к столу, достал из ящика старый номер журнала "Вопросы космологии". Отыскал статью "Академик Шорин неправ". Под статьей, набранная курсивом, стояла подпись: "Л. Смолина, кандидат биологии".

Ситуация складывалась забавная. Шорин придвинул кресло, закурил. Внимательно прочел подчеркнутое красным карандашом:

"...Академик Шорин считает, что даже фотонные ракеты не смогут достичь отдаленных звездных систем. По расчетам Шорина, затраты энергии на такие полеты столь велики, что в тысячи раз превосходят запасы энергии, производимой человечеством за год. Эти расчеты не вызывают сомнения. Но нельзя согласиться с другим. Шорин забывает, что могут быть открыты принципиально новые средства связи и сообщения в космосе.

Ошибка, которую допускает академик Шорин, весьма характерна. Думая о технике будущего, мы склонны видеть количественное развитие уже существующих машин и механизмов и часто забываем вносить поправку на то новое, неизвестное, что еще не открыто. А без этой поправки, без поправки на икс, нельзя правильно судить о технике завтрашнего дня.

Представьте себе, что в первые годы существования телеграфа специалистов спросили бы: "Можно ли наладить связь между материками?" Они ответили бы: "Нет, нельзя. В океане большие глубины, невозможно ставить столбы". И действительно, в дальнейшем никто не ставил столбы в океане; это и по сей день невозможно. Но проблема решена иначе: изобрели подводный кабель, а потом изобрели радио...