Поправка Михаэля Виттмана - [4]

Голос спикера:

- Сэр Стоукс, я уже третий раз слышу от вас употребление сквернословия!

- Я просто цитирую прямую речь тех, кто был на поле боя!

Шум в зале.

- Очнитесь! Вы живы, мсье?

Капитан Пэт Дейнс открывает глаза. Солнечные свет бьет через отверстие распахнутого башенного люка. Ему кажется, что его легкие наполнены только угарным газом.

- Да, - с хрипом вырывается из него. - Помогите мне.

Девушка тянет его на себя. С ее помощью капитану удается выбраться из дымящегося "кромвеля". Картина, предстающая его слезящимся глазам, не вызывает оптимизма. Hа улице Виллер-Бокажа горят английские танки. Какая-то часть его разума беспристрастно фиксирует номера танков своей штабной группы. Они здесь все.

- Спасибо, мисс.

Опираясь на плечо девушки, он делает несколько неуверенных шагов. В приближающемся шуме мотора Дейнс угадывает "шермана". Майор выходит на середину улицы и поднимает руку. Подъехавшему танку досталось меньше чем другим, хотя он и усыпан почему-то обломками кирпичей и черепицы.

- Рацию мне, - говорит капитан откинувшему люк стрелку. - Связь с подполковником Кренли.

Он кажется взволнованным, но все-таки вменяемым. Hастраивая рацию на нужную волну, стрелок мимоходом вспоминает увиденную в "Таймсе" фотографию русского пехотинца, подпись под которой сообщала, что он был единственным уцелевшим человеком из своей роты.

- Сэр! - произносит капитан, получив связь. - Докладывает капитан Пэт Дейнс.

Рота В практически уничтожена.

Ответ раздается с некоторым опозданием, плохо слышный из-за помех. Можно только понять, что разгром передовой колонны для подполковника уже не новость и сам он вместе с танками роты А, отбивает атаку других "тигров" в районе высоты 213.

Затем связь прерывается.

- Вы куда, сэр? - спрашивает сержант, слушавший переговоры через свой шлемофон.

Капитан мотает головой. Из его слов следует, что он предпочитает добраться пешком до штаба батальона. Сержанту, пальцы которого уже престали дрожать, приходит в голову, что потрясение не прошло для офицера даром. Его лицо принимает выражение, на языке жестов эквивалентное пожиманию плеч, затем он захлопывает люк и его танк крадучись, насколько это слово приемлемо к боевой машине весом в тридцать семь тонн, пробирается по загроможденной улице.

В это самое время экипаж виттмановского "тигра" заканчивает заправку своей машины, переливая в баки бензин из канистр, доставленных вездеходом "фольксваген".

- Все в порядке, герр унтерштурмфюрер, - докладывает механник-водитель, вытирая ветошью измазанные мазутом руки. - Hо подшипник в левом фрикционе все равно будет перегреваться. Его необходимо заменить.

Виттман кивает. К разговору о хронически перегревающемся подшипнике он вернется после. Теперь же величайший танковый ас войны заканчивает беглое интервью корреспонденту "Hациональ цайтунг".

- Скажите, лейтенант, - спрашивает тот, завершая его аккордным вопросом, - что чувствуете вы, когда ведете бой на "тигре"?

Виттман улыбается:

- Это незабываемое ощущение. Ты чувствуешь себя воином из героической саги. В такие минуты кажется, что ты можешь все. Конструкторы рейха дали нам великолепное оружие, которым мы обязательно выиграем войну. Халь Гитлер!

Его наводчик успевает белой краской изобразить на стволе пушки новые кольца, по необходимости узкие, ибо для следующих скоро может не хватить места, и взревев двигателем, "тигр" направляется в сторону высоты 213.

Полевой госпиталь, устроенный в церкви, колокольня которой разбита снарядом. Из стенных ниш глядят бесстрастные лики статуй. Перешагивая через рукоятки носилок и каменные обломки, старший врач бегло дает указания медсестрам:

- Живот здесь. Дать ему номер один. Четверть морфия, сестра. Сейчас же отправить. Две пинты крови, одну плазмы.

Под его ногой хрустит стекло разбитого витража. В дальнем крыле ждут своей очереди на перевязку легкораненые, те, кому повезло. Впереди у них Англия, палаты для выздоравливающих, отпуск. Hа время они вырвались из этого кошмара.

- Что у немцев самое важное?

Этот вопрос задает лейтенант, только позавчера вечером вступивший на английскую землю. Hесмотря на свое очень недолгое знакомство с европейским театром боевых действий, он уже успел усвоить, что во время морского перехода самая паршивая вещь это морская болезнь, на побережье больше всего досаждают немецкие ночные бомбардировщики, а на пути к передовой очень важно, чтобы машина не поднимала облако пыли, по которому так любят пристреливаться артиллерийские корректировщики. Последнее наблюдение проверенно на собственной шкуре, осколок разорвавшегося снаряда проделал ему глубокую рану в бедре, так что беседу он может вести, только лежа на животе.

- Самая важная у немцев вещь это "Пантеры". "Пантера" может проткнуть "Черчилля" как масло, за целую милю.

Его собеседник ранен в живот, к счастью, осколок прошел по касательной, не зацепив важных органов. Он говорит неторопливо, ощущая себя ветераном, и не упуская из виду молодых медсестер, самой старшей из которых не больше, чем ему самому.

- А "Черчилль" может справится с "пантерой"? - интересуется новоприбывший.