Поползновение - [7]

Поползновение (дубль два)

"Желания сбываются ПОТОМ, страдания происходят СЕЙЧАС" - я решил сорвать этот лозунг, притороченный к коре моего головного мозга. Я изменил своей кровати с женским телом. Я изменил своим мечтам, окончательно поверив в реальность. Я изменил своим мечтам в кровати, отдавшись женской реальности. Почти все было готово к началу. Но чего-то недоставало... Я подумал: если я не жду никаких перемен, мне нужно изолироваться. Я забаррикадировал свои уши наушниками, я заблокировал свои глаза противосолнечными очками, я задраил свой рот сигаретой. Все входы были перекрыты. Впереди был только один выход - распахнутое окно, врата для жаждущих свободы. Я был готов. Но я подумал: а ведь я даже толком и не знаю то, что я хочу убить. И я побежал на крышу познать свой мир. Но когда я был уже там, моему взору открылись только крыши близлежащих домов. На каждой из них стоял такой же как я самоубийца. Я хотел им что-то крикнуть, но мне мешала сигарета, да они бы и не услышали меня, потому что их слух надежно защищали такие же как у меня наушники. Мир показался мне таким убогим, что мне стало неинтересно его убивать, и я начал спускаться с крыши обратно. Но на пол-пути меня осенило, что именно из-за этого убожества нужно всему положить конец, и начал опять подниматься на крышу. Но на пол-пути мне пришла в голову мысль, что... Так я провел весь день на лестнице, меняя направление своих мыслей и шагов, пока я вконец не запыхался, и не опустился на ступеньку передохнуть. Очки натерли мне переносицу, и я, поколебавшись, снял их. И тогда я увидел Свет. В немом изумлении я стащил наушники. И тогда я услышал Звук. ...И тогда я выплюнул сигарету и закричал... И мои ноги покинули твердь и пошли по воздуху. Но сразу после первого шага я оступился и споткнулся. Когда я упал на асфальт, удар был настолько мягким, что я почти не обратил на него внимания. У меня в голове запрыгали какие-то разноцветные блики, и я попытался найти в них какой-то потаенный смысл, задумчиво теребя себя за подбородок. Когда мне это наскучило, я опустил голову и увидел свое тело, в какой-то нелепой позе лежащее на мостовой в луже крови. Мне оно показалось не более чем надоевшей игрушкой, без сожаления выброшенной на помойку. Вокруг толпились люди, и мне стало невыносимо противно находиться среди них, и я отошел в сторону. Я присел на корточки, прижавшись к стене дома, и стал ждать, когда придет мой ангел-хранитель и поведет меня за собой в Царство Господне. - Виктор Максимов? - совсем рядом произнес мягкий голос и его светлые густые усы слегка качнулись, приоткрыв чуть пожелтевшие от табачного дыма зубы. - Да, - ответил я и поднялся с корточек. - Вы мой ангел-хранитель? Пшеничные усы дружелюбно улыбнулись. - Да... В некотором роде да. Пускай ангел-хранитель. - Ну, тогда... Пойдемте, что ли? - Пойдемте, пойдемте. А куда вы хотите пойти, молодой человек? - Ну как же, в Царство Господне... В Земли Обетованные... Или мне не туда? - Ах, ну да, конечно. Ну что же, идемте. Ведите меня, я за вами. - Как же... Я же... Я же не знаю как, не знаю куда. Я ведь специально ждал вас. - Ну-ну, дорогой мой, как раз вы-то и знаете как и куда. Только один вы и знаете. У нас ведь Пути у каждого свои, не так ли? Моя функция - лишь присутствовать при этом. Ну и, задавать кое-какие вопросы. - Это что - что-то вроде теста? В смысле, испытание? - Да, в некотором роде. Пусть будет испытание. - Тогда идемте, - сказал я и решительно зашагал вперед извилистыми тропами своих извилин. - Идемте, я поведу вас туда, да, да, туда, куда только один я знаю дорогу. Я все вам покажу. Никому никогда не показывал, а сейчас покажу. Да, сюда. А вот сейчас надо свернуть направо, мимо этих домов с серыми окнами. Там еще должна быть заправка. Хотя нет, заправка это в другом месте, там дома не с серыми окнами, а с красными балконами. Мы туда не пойдем, мы пойдем сюда, мимо домов с серыми окнами, вы знаете, в них живут серые люди, они совсем ничего не говорят, только молча смотрят на вас из своих окон, и очень редко выходят на улицу. Ну а если выходят, то всегда очень высоко поднимают воротник, чтобы закрыть свое лицо, чтобы их никто не узнал, наверное, да, да, я точно знаю, чтобы никто не увидел, что у них совсем нет лица, то есть рот есть, глаза есть, нос есть, а вот лица нету, я когда прохожу мимо их окон, то всегда почти бегу, у меня аж кожа вся в мурашках, я очень не люблю, когда они вот так молча смотрят на меня из своих окон, я ведь точно знаю, что они стоят там и смотрят мне вслед, из-за своих серых штор, своими серыми глазами, у них даже зрачки серые, и молчат они так, что аж уши закладывает, я потом всегда думаю, почему они молчат, то ли потому что просто молчат, то ли потому что они говорить не умеют, а может умеют, но не хотят, а может не могут, может у них и языка вообще нет и никогда не было, а может был, а потом не стало... - Значит, сейчас нам нужно немного пробежаться? - Да, давайте, лучше пробежимся, уж больно неприятное здесь место, если вас не затруднит это, конечно. Тем более, там за серыми домами растут серые деревья, то есть я точно не знаю, серые они или нет, но кожа у них точно серая, да, да, именно не кора, а кожа, почти человеческая, если к ней прислонится рукой, можно почувствовать как дерево дышит, но это не очень приятно, я как один раз попробовал, так сразу руку отдернул, очень страшно стало, а вот Юрка с Пельменем подолгу руку держали, на спор кто дольше, я сам видел, они еще рассказывали, как под ладонью у них дерево пульсировало и шевелилось, и меня звали попробовать, но я очень боялся, потому что это были какие-то ненастоящие деревья, они даже как-то шелестят по-своему, по-ненастоящему, как будто разговаривают друг с другом, Юрка с Пельменем мне рассказывали, что серые люди без лица их ночью поливают, выходят на улицу, поднимают свой воротник и поливают украдкой, а поливают специальной смесью, я только помню что в этой смеси кровь младенцев, а что там еще не помню, Юрка с Пельменем мне рассказывали, что Сашка из пятого парадного, который пропал, и о нем еще в газетах писали, что пропал без вести, так они рассказывали, что это серые люди его похители, потому что он как-то раз подглядел, как они ночью деревья поливают, и всю кровь из него выжали, и полили его кровью потом деревья, и на деревьях еще растут такие странные грибы, так Юрка с Пельменем сказали, что теперь Сашка стал одним этим грибом... А можно, я вас за руку возьму? - Да, конечно. - Ну идемте, идемте скорее, мы уже почти пришли. Вот, вот он. Подождите тут, тут надо сначала постучать 12 раз, а затем сплюнуть 4 раза себе за спину через левое плечо, главное не ошибиться, а то потом два дня нельзя будет сюда прийти. Да, ну как сплюнете, то сразу входите. - Почему? Вернее, зачем? - Ну, не спрашивайте меня зачем. Здесь не надо спрашивать, здесь надо делать так, как надо... Просто такие правила, без этого нельзя, а то случится несчастье. Сделали как я? Ну, идемте тогда, идемте же, не бойтесь, тут уже не страшно, тут все мое, сюда никто не прийдет. Так, вот тут осторожно, не ударьтесь головой, да, правильно, вот - тут у меня штаб, тут мы можем посидеть. Правда, здесь классно? Я сюда даже Юрку с Пельменем не приводил - вы тут первый. - А что там? - Там... Ничего особенного... - Туда можно? - Ну... Ну идемте. Только быстро. Вот видите, я же говорил - ничего особенного. Идемте отсюда, здесь вам долго быть нельзя. Здесь опасно... - Почему нельзя? Почему опасно? - Ну, пожалуйста, ну не спрашивайте меня. Просто такие правила. По-другому нельзя. Идемте, а не то будет поздно! Ну вам же плохо будет! Ну идемте, ну пожалуйста! Мне уже страшно... - Что это за изображение на стене? - Ни...ничего... Так просто. - Это изображение вашего Бога? - Ну... Да. - Разве не нужно поцеловать его 8 раз? - Да, нужно... Но это только если вы принесли ему какую-то тайну. - Здесь вы впервые мастурбировали? - Ну... - Я повторяю - здесь вы впервый раз занимались мастурбацией? - Ну... Ну и что... Знаете как мне было страшно. Вам бы было так страшно как мне тогда. Ну, я нечаянно. Я не хотел... Так получилось. Просто очень-очень страшно было. Эти серые дома с серыми окнами, и эти серые люди с поднятыми воротниками, и эти серые деревья со странным шелестом и с грибами... И потом еще этот сон. - Какой сон, расскажите мне. - Да, да, конечно расскажу. Честное слово расскажу все как было. Никому никогда не рассказывал, а вам расскажу. Только зачем вы мне эти присоски к вискам приделали? - Какие присоски? Глупости, никаких присосок тут нет, вам показалось наверное. Итак, рассказывайте. - Ну, в общем, там была эта, ну, такая тетя, даже не тетя, нет, скорее девочка, и, в общем, она была, ну, совсем без одежды, нет, вернее она была не голая, но и, в общем, вся она была покрыта сырым мясом, даже кровь на землю капала, и запах крови чувствовался, и еще с ней была эта, ну в общем, такая серая козочка на поводке, с колокольчиком... - А вокруг нее летали ангелы и играли на скрипках и арфах? - Да, точно... - И вы проснулись, прибежали сюда и... И что дальше? - Ну и...и рассказал этот сон Богу. А потом мне стало очень-очень страшно, мне показалось что моя мама умерла, ну, и я сделал это... Просто очень страшно было. Честное слово - очень-очень-очень, я даже не знал, что может быть так страшно. А потом... Ой, зачем вы мне вставили в руку эту иголку? - Ну-ну, что зы выдумки? Никаких иголок. - Как нет? А вот это что? Вот... - Ну что ты, ну какая же это иголка... Это вовсе никакая не иголка. Так... Что там у нас дальше? Когда вы впервые попробовали синтетический сомнамбулин? - Как это не иголка? А что же это тогда? Больно ведь очень... - Не выдумывай, совсем не больно... Кто рассказал тебе о СС? У кого ты его покупал? Имена, адреса, телефоны? - Аааа, ну вот, снова ведь иголку вставили! Ну не надо больше, ну я очень вас прошу, ну пускай вот эти две будут, а больше не надо, я и так вам все расскажу, честное слово, только не надо никаких иголок... - Конечно расскажешь, куда ты денешься... Не психуй, больше больно не будет. - Честно не будет? - Честно. Вот последняя и все, честно больше не будет. Потерпи, это совсем не больно. - Неееееет, не наа-аа-адаа! Ну пожалуйста! Ааааа, маа-аааа-амааа!.. - Нет, я так совсем не могу работать. Держите его. Руки и ноги держите, я сказал. Потерпи, мать твою, и все, больше ничего не будет. - Неееет! Не хочууууу! Мааааамааааа... ААААААААААААААААААААААААААААААА ААААААААААААААААААААААААААААААААААААААА - Так, все, забирайте его. Тут толку не прибавится, да впрочем и не нужно. Мне уже все и так предельно ясно. - АААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААА АААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААА АААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААА АААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААА ААААААААААААААААААААААА!!!....................... - Недавно перечитывал Довлатова, - сказал молодой высокий голос. - Так он там прикольно описывает сцену на кладбище. В общем, один говорит другому, глядя на похороны: Да, странно, вот жил человек, жил да и помер. А тот ему удивленно: Хммм, а вы, собственно, что хотели? Хахахаха... - Хе-хе, - усмехнулся прокуренный голос неопределенного возраста. - А ты, Вася, все беллетристикой живешь. И когда ты уже начнешь проявлять интерес к реальной жизни? - Слушай, ты же интеллигентный человек, - ответил Вася. - И лучше меня знаешь, что в беллетристике намного больше реальной жизни, чем во всей этой муре вокруг нас. - Ты вчерашнюю газету читал, грамотей? - А чаво тама? Зашелестела газета. Этот звук придал мне уверенности в действительности происходящего. - Вот... Где это... "На сегодняшнем заседании Чрезвычайной Комиссии по Теоретическим Вопросам Всеобщего Благоразумия среди прочих тем обсуждались проблемы разговорного языка. Комиссия постановила слова неопределенного, в особенности радикально-исключающего свойства, качества, времени или местонахождения типа "нигде", "везде", "никакой", "всякий" и др. считать неблагоприятными в повседневном употреблении, так как слова вышеописанного характера являют собой непредумышленную инсинуацию по отношению к символике Вечности-Бесконечности. Приказом Чрезвычайной Комиссии по ТВВБ №1049 использование подобных слов в общественной прессе и литературе потребует особого разрешения соответствующей инстанции. На повестке дня остался незакрытым вопрос о свободном употреблении превосходной степени прилагательных и наречий." Ну и тэдэ и тэпэ. Что скажешь? - Ха! Как будто я услышал что-то новое для себя... Слушай, а может, правильно все это? Ну скажи, ты ж немолодой уже, с богатым опытом... Может, на этот раз они там чем-то толковым занялись, а? Как ты к этому относишься? Прокуренный голос тяжело вздохнул. - Не знаю, Вася, не знаю... Я тебе не объективный советчик. Уж больно много я говна повидал на своем веку, чтобы оставаться чистым. Мой богатый опыт научил меня никак не относиться ко всякому хипишу в верхах. - Ну это же не просто хипиш! Не такая уж мышиная возня как раньше - это уже более продуманно, на более высоком уровне! - Хе, вот ты сам и ответил - мышиная возня на более высоком уровне. - Ну... Короче, пошли в третью палату, пульку на тридцатник распишем. - Вот, это другое дело. Идем заниматься нашей мышиной возней на нашем родном уровне. Как говорится, квод лицет Юпитеру, нон лицет бычку, Васек. Голоса прошли мимо моей койки и постепенно стихли где-то в коридоре. Меня окутала тишина. Она была такой абсолютной, что мне показалось, что я снова оказался в бессознании. Я потерял ощущение времени. Вдруг в коридоре возник неясный гул и начал постепенно приближаться, пока не разделился на два ясных голоса. Голоса подошли к моей койке. - Это он? - спросил молодой интеллигентный голос. - Да, Вадим Петрович, - ответил высокий девичий голос. - Пульсация постепенно приближается к норме. Тремор нижних конечностей прекратился полностью. Я думаю, он скоро выйдет из комы... - Ннда... Плохо, Зина, плохо, - перебил ее Вадим Петрович. - Почему? - удивилась Зина. - Вроде же идет на поправку... Вадим Петрович замешкался. - В общем... Мне тут звонили из Отдела Необходимости... Зина ахнула. Вадим Петрович неумолимо продолжал: - Да, звонили. Суки... И учтиво намекнули, что, якобы, ввиду безнадежно запущенных антисоциальных тенденций, что видно из неоднократных рецидивов и, в частности, письменного признания больного... Короче, было бы единственно благоразумным обезопасить общество от последующих провокационных эксцессов... Ну и так далее, чего мне тебе рассказывать, сама знаешь... Чай не в первый раз. Зина всхлипнула. - Я... Я не желаю больше участвовать в... в этом. Я еще от прошлых разов никак не могу руки отмыть. - Зина, ну что за глупости? Опять начинается старая песня? Ты в каком веке живешь? Угрызения совести были актуальны до первой половины двадцатого. Я не перестаю удивлятся твоей пустой сентиментальности. Если бы ты хоть что-то могла изменить! Это в конце концов, просто антиблагоразумно! И как вообще можно испытывать какие-то чувства к этому лишенному нормального сознания полутрупу, напичканному сомнамбулином?! - Вадик... Я прошу тебя. Что это? Мегадорм? - А то ты не знаешь... Да, "путевка в жизнь", десять кубов. Закатай ему рукав. Зина! Ох, дурочка... И долго я еще терпеть это буду? Одно оправдание тебе, что сиськи хорошие... Теплые влажные пальцы коснулись моей руки и нащупали вену. Что-то холодное и тонкое затем скользнуло по моей коже и небольно укусило меня. В меня потекло теплое блаженство. Я сделал усилие и открыл глаза. Какие-то тени качнулись в ореоле ярких пятен и тут же расплылись в них. Блаженство надавило мне на веки и я закрыл глаза. Доносившиеся слова превратились в неясные звуки и наконец в совсем неразборчивый гул. Потом стало все черным-черно и абсолютно безмолвно. Я с усилием прищуривался, не веря, что кроме этой черноты здесь ничего нет, и вдруг увидел, что все вокруг не черно, а напротив белым-бело. Белизна была ослепительной и манящей как...как лист бумаги, и я со смутной надеждой потянулся к ней. Но то ли я не смог дотать ее, то ли моя рука прошла сквозь нее... АААААААААААААААААААААААААААААААААААААААА!!! - закричал я, не в силах придумать ничего другого. АААААААААААААААААААААААААААА!!! Я так и не понял, услышал ли я свой голос или его тут же поглотила пустота вокруг, а если услышал, то услышал ли я его потому что мой голос действительно прозвучал или же потому что я просто хотел его услышать, и мне только показалось, что я его услышал, ну а если не услышал, то потому что мне только показалось, что я кричал, а на самом деле не кричал вовсе, потому что я даже не знал наверняка, могу ли кричать вообще, и есть ли у меня хоть что-то, чем я могу услышать собственный голос, и был ли голос, и был ли я, и было ли что-то вообще внутри или извне или хотя-бы где-нибудь... - Ну давай... Давай же, - услышал я голос, показавшийся мне знакомым, и потянулся ему навстречу. - Вот таааак... Таааак... Хорошо, молодец... Толкай! Толкай! Дыши плавно, глубоко... И еще раз... Я снова попытался нащупать эту белизну впереди, и на этот раз мне это удалось. Белизна снова показалась мне черной, или же я просто потерял ощущение цвета. Затем чернота заволновалась, замельтешила яркими пятнами и в них проступили какие-то зыбкие контуры. - Воооот, вот умница, - сказал молодой интеллигентный голос, показавшийся мне еще больше знакомым, и взял меня на руки. - Вот какой боец у нас получился. Смотри, мамаша, какой у тебя карапуз. Я удивленно посмотрел вокруг. Сначала мне показалось, что я ничего не понимаю, но потом я твердо осознал, что я все отлично понимаю, просто понимать это ТАК мне просто не хотелось. Я вспомнил, что где-то уже читал подобный бред, кажется, у Апухтина. Я смотрел на этих людей в белых халатах, на эту женщину с расставленными ногами, на эти кафельные стены и стеклянные шкафы, на это пасмурное небо за мутным оконным стеклом и закричал уже совсем бессознательно, чисто по инерции: УАААААААААААА... УААААААААА... УАААААААА ААААААААААААА ААААААААААААА ААААААААААА ААААААА ААААААА ААААА ААААААА АААААААА ААААААА АААААААААААА АААААААА АААА.................................