Поплачь о нем, пока он живой - [13]
— У тебя кровь, — едва слышно проговорила Любава. Уловила в его взгляде вопрос и быстро пояснила: — Ты стонал во сне, вот я и… — оборвалась на полуслове, поняв, что вопрос не тот, и, совершенно сбитая с толку, подняла брови: — Ты чего?
— Что с твоими волосами? — Бьёрн протянул было руку, но вовремя опомнился, опустил. — Что произошло?..
— А что с ними? — удивилась Любава. Глянула — и ахнула. — Это ещё что такое?.. Тут летали… не знаю, феи, что ли… Светились так же… Но я-то почему теперь свечусь?
Бьёрн криво усмехнулся.
— Вот уж не знаю, но, надеюсь, это пройдет, нечего народ пугать…
— Да уж хотелось бы… — Любава задумчиво перебирала светящиеся волосы. Потом озорно глянула на Бьёрна. — Хотя, по-моему, красиво!
Он неопределенно хмыкнул в ответ, оглядел поляну и задумчиво сказал:
— Иди спи дальше. Обо мне не беспокойся. Все в порядке.
— Точно? — Любава с сомнением посмотрела на него, но все-таки встала и, уже уходя, проговорила: — А то бы очень не хотелось проснуться от меча в животе.
Его взгляд неожиданно ожесточился, он прежним зло-язвительным тоном ответил:
— Не беспокойтесь, ваше величество, все будет исполнено!
А в висках стучало одно: "Доверился? Получил? Стоило ей увидеть мою слабость…"
— Ты чего? — Любава остановилась и обернулась. Зеленые глаза отсвечивали в темноте растерянным непониманием. — Ты чего? Знаешь, когда ты во сне свой меч сжимать начинаешь, это действительно очень страшно выглядит. Ты что, обиделся?
Он молча вытер кровь с руки полой плаща и сел на другую сторону дерева. Наверное, это звучало глупо, но его на самом деле задели слова девушки.
— И… извини, — виноватый голос Любавы прозвучал очень тихо, как будто она спрашивала, а не извинялась. — Я не хотела тебя обидеть. Правда.
"Леший меня раздери, я перед ним извиняюсь!" — потрясённо ахнуло её сознание. Но не извиниться она, чувствуя себя почему-то по уши виноватой, не могла…
Бьёрн пожал плечами, не заботясь о том, увидит это девушка или нет.
— Ну и дуйся там себе в одиночку, — тоже обиделась Любава, легла и завернулась в свой плащ. — Ну тебя…
На том и порешили.
…Любава проснулась первой. Почему-то, уж незнамо, по какой причине, но, раскрыв глаза один раз, она уже больше не смогла заснуть, как ни пыталась. И вскоре, оставив бессмысленные попытки вновь погрузиться в сон, девушка потянулась, сбросила плащ и села, покрутив взъерошенными со сна волосами. "Не светятся, — удовлетворенно отметила она. — Надеюсь, это не оттого, что день на дворе… А то буду, как ночной светлячок…" Любава улыбнулась, выпутала из волос приставшую сухую травинку и встала, одернув подол. Огляделась и на глаз определила, что сейчас не раньше двух часов дня. "Вот это выспалась… Бьёрн опять язвить будет…"
Однако не успела она себя одернуть — мол, чтобы она да боялась язвительных насмешек? — как вдруг со стороны дерева, у которого Любава вчера оставила мужа… "Гм, ну да, мужа, что в этом такого страшного?" — Любава ясно почувствовала, что покраснела. Так вот, с той стороны она услышала тихий, но вполне различимый храп. Любава тихонько рассмеялась и пошла туда. "Кто над кем ещё подшучивать будет…"
Бьёрн спал, прислонившись спиной к мощному стволу, крепко и беспробудно, чуть похрапывая во сне. Видимо, ночной кошмар его сильно утомил; а может, он и до утра не спал? Любава вгляделась в его чуть расслабившееся лицо. "Как он сказал: "Кому нужен криворукий урод со шрамом во все лицо"? — припомнила Любава. И вдруг подумала: — Да не такой уж и урод…"
Ну, шрам, ну, подумаешь, беда какая! Шрамы мужчину только украшают, между прочим. "Между прочим, надо будет ему об этом как-нибудь намекнуть, а то он, похоже, стесняется этого шрама страшно!" — взяла себе на заметку девушка. И вдруг с ужасом обнаружила, что этот молчаливый язвительный истукан начинает ей в чём-то нравиться…
"Истукан", то бишь Бьёрн, вдруг напрягся, сжал расслабившуюся было руку на рукояти меча, повернул голову на другую сторону и перестал храпеть. Любава предпочла тихонько удалиться, сделав мудрый вывод, что это его будят её чересчур упорные разглядывания. Встала посреди полянки, не зная, что делать. Гром и Смолка, уставшие за ночную скачку, стояли в сторонке, бок о бок, и, низко опустив головы, спали. "Сонное царство", — улыбнулась Любава и, оглядев лес вокруг, решила пойти на поиски дополнительного пропитания. Не все же на одних хлебцах сидеть! Правда, кинжал она с собой захватила — мало ли, кто в лесу может очутиться на её голову. Огляделась ещё раз и решительно шагнула в заросли справа от себя.
Надо отметить, что лес её не разочаровал. Отойдя совсем недалеко от их с Бьёрном полянки, она обнаружила весьма обширный черничник. С собой у нее оказался один из полотняных мешочков из-под хлебцев, и девушка, привычно заведя любимую веселую песенку, начала собирать маленькие синеватые ягодки. Однако вскоре песня примолкла: девушка отлично знала заповедь любого ягодника — "одну в корзину, другую в рот". А мысли ее, больше не отвлеченные пением, постепенно улетели к Бьёрну.
Что-то с ним было не то — все больше уверялась девушка. Что "не то", она не могла объяснить даже себе. Раньше она видела в нем исключительно врага, ей казалось, что он абсолютен и понятен — невероятно самовлюбленный и напыщенный язва, относящийся к ней как к вещи и не имеющий даже намека на какие-либо чувства. Сейчас же что-то изменилось. Всего за одну ночь, пообщавшись с ним достаточно близко, она поняла, что все с ним не так просто. Какую-то тайну он хранил в себе, какую-то загадку, разгадать которую Любаве будет непросто. Девушка чувствовала, как иногда в разговорах Бьёрн вдруг прорывает свой панцирь холодности и решается на откровенность, но стоит хоть чуть-чуть повести себя не так, сказать неосторожное или необдуманное слово — и он снова закрывается и выставляет вперед клыки и когти, как дикий зверь при виде нового соперника за территорию. Любаве стало очевидно, что он просто боится доверять. Боится настолько, что не пускает к себе никого ближе чем на три метра, что готов быть в вечном холодном одиночестве…
В данный сборник вошли рассказы, написанные в самых разных жанрах. На страницах этой книги вас ждут опасности далёкого космоса, пустыни Марса, улицы пиратского Плимута, встречи с драконами и проявления мистических сил. Одни рассказы наполнены драмой, другие написаны с юмором. Некоторые из представленных работ сам автор считает лучшими в своём творческом багаже.
«На пороге» — научно-фантастическая повесть, рассказывающая о противостоянии человеческой цивилизации и таинственной космической расы, стремящейся превратить Землю в огромный полигон для реализации своих безумных идей. Человечество оказалось на пороге новой эпохи, и судьба всего мира зависит от усилий нескольких пытливых учёных, бьющихся над тайнами внеземных технологий и пытающихся познать предназначение разума. В сборник также вошли рассказы разных лет.
«ВМЭН» — самая первая повесть автора. Задумывавшаяся как своеобразная шутка над жанром «фэнтези», эта повесть неожиданно выросла до размеров эпического полотна с ярким сюжетом, харизматичными героями, захватывающими сражениями и увлекательной битвой умов, происходящей на фоне впечатляющего противостояния магии и науки.
Что ни ночь, то русский народный праздник приходит с волшебницей-матрешкой в этот удивительный дом. Сегодня здесь зима и Святки с волшебными колядками и гаданиями в сопровождении восковой невесты. Завтра Масленица с куклой-стригушкой и скоморохами. Будет ночной гостьей и капелька-купалинка с жемчужными глазками, и другие. Какой ещё круговорот праздников ждет хозяек дома, двух сестричек-сирот Таню и Лизу? Какая тайна кроется в этом доме? И что получат девочки в дар от последней крошки-матрешки?
Карн вспомнил все, а Мидас все понял. Ночь битвы за Арброт, напоенная лязгом гибельной стали и предсмертной агонией оборванных жизней, подарила обоим кровавое откровение. Всеотец поведал им тайну тайн, историю восхождения человеческой расы и краткий миг ее краха, который привел к появлению жестокого и беспощадного мира, имя которому Хельхейм. Туда лежит их путь, туда их ведет сила, которой покоряется даже Левиафан. Сквозь времена и эпохи, навстречу прошлому, которое не изменить… .
Каждый однажды находит свое место в этом мире, каким бы ни было это место. Но из всякого правила бывают исключения, особенно если речь заходит о тех, кто потерялся не только в жизненных целях, но и во времени.