— Не надо плакать, Феня, — сказал Сергей Николаевич. — Двадцать минут — и мы в больнице. Желудок ему промоют, и мухомора как не было. И будет Петрунька опять по улицам вприскочку бегать... Ты умеешь, Петрунька, вприскочку бегать?
— Не, — тихо ответил Петрунька. — Я так бегаю.
Лодка зашуршала по песку: подплывали к отмели.
Сергей Николаевич подоткнул брюки в сапоги и спрыгнул в воду, чтобы вывести нос лодки подальше на песок.
Тимоша бросил весла и помог Фене с Петрунькой сойти на отмель. Потом свели по доске мотоцикл.
Сергей Николаевич устроил Петруньку с собой впереди на коврике. Для крепости привязал ремнем к рулю.
Феня села сзади, и мотоцикл, набирая скорость и разбрасывая прожектором туман, помчался по тропинке.
К берегу Самарчука подъехала телега. На ней лежала сколоченная из досок будка с застекленным окошком и лавочкой внутри. Будку поставили у мостков в зарослях лещины, где любил читать Тимоша.
По реке из рыболовецкого колхоза пригнали новую большую лодку, крашенную красным корабельным суриком.
К будке было прибито то самое объявление о поперечной навигации через пресный водоем Самарчук на 1958 год, которое Тимоша вывесил на мостках.
Тимошу вызвали в правление колхоза и сказали, что он на время летних каникул назначается постоянным перевозчиком, за что будут начисляться ему трудодни, как всякому колхознику за работу в поле, в саду, на фермах или на огородах.