Попасть в отбор, украсть проклятье - [46]

— Чтобы потерять в перспективе лучшего эмпата империи? Клятвы крови резко понижают силу у магов сознания. Это особенность их дара. Об этом, правда, не говорят на лекциях в академии.

Я вспомнила, что и вправду дарам эмпатии и ментальному у нас была посвящена всего одна лекция. Дескать, он настолько редок, что его носителей практически нет. Если у вернувшегося из мира Граней его обнаруживают, то такого мага берут под особый контроль. Он обучается отдельно. Единственное, что я знала: маги сознания могут воздействовать через прикосновения. В крайнем случае — через взгляды. Самые сильные — через сны.

— К тому же, пока вы так мило перемигивались с Майнок, я поставил на нее следящее заклинание. Так что, если она связана с заговорщиками, в ближайшее время мы это выясним.

— Значит, ты специально медитировал над этими четырьмя строчками? — тоном «придушу и не замечу» вопросила я.

— И поэтому тоже… — в лучших традициях психологической пытки цвергов, которая именуется как «потом скажу», произнес ворон. — А сейчас садись ближе к окну, надо зашить тебе плечо, — с этими словами он поставил свой стул рядом с подоконником.

Но я осталась на месте.

— А я тебе расскажу историю Майнок Клейсии и причины, по которым связь ее с ренегатами сомнительна, — пообещал он тем тоном, которым обычно родители обещают ребенку прочитать сказку перед сном.

Правда чадом я перестала быть этак фунтов сорок назад. Посему на сомнительный подкуп не поддалась. Целых три секунды не поддалась. А потом все же сделала шаг вперед.

Знала бы, на что согласилась, десять раз подумала бы, подставлять ли плечо. Нет. Ворон иглой орудовал споро, отвлекая меня меж тем повествованием о Майнок Клейсии, девице неаристократических кровей, несмотря на внешность истинной высокородной. Но я все равно чувствовала себя жутко неловко с полуспущенным с плеча черным кителем, когда Ар склонился надо мной.

Прикосновения его теплых рук, точные, аккуратные, заставляли задуматься: а сколько раз он вот так орудовал иголкой? Латал ли других? Себя? Ведь не всегда можно воспользоваться магией для исцеления. При поражениях некоторыми заклинаниями применение любых целительских чар может не помочь, а навредить…

Движения ворона были скупы и точны, а голос — спокоен. И я честно старалась вслушиваться в смысл его слов:

— Старший брат Майнок был той еще сволочью. Он продал сестру за сто форинтов одному аристократу, когда ей едва исполнилось пятнадцать. Она еще только почувствовала тягу и не шагнула за Грань. Каратели накрыли особняк как раз в ту ночь, когда происходила сделка. Правда, повод для ареста эйра Сорсола был гораздо весомее, чем работорговля, — государственная измена.

— Значит, ты ее спас? — Я повернула голову, чтобы увидеть лицо ворона.

И тут же удостоилась строгого:

— Тай, не вертись! — И вроде бы его голос был серьезным, но я невольно улыбнулась уголками губ.

А затем Ар продолжил штопку моего плеча, а вместе с ней и рассказ:

— Не то чтобы спас, и если быть объективным — даже не я, а капитан Ортридж, командовавший той операцией…

— Но с обожанием смотрит она на тебя, — я не удержалась.

— Не с обожанием, а с расчетом, — поправил ворон. — Майнок считает, что статус моей любовницы поможет ей быстрее стать капитаном. Поскольку капитан руководит операциями по ликвидации и зачистке государственных преступников.

Всего несколько фраз, за которыми — целая жизнь. Изломанная предательством, отравленная ненавистью, подчиненная мести. Судя по всему, лейтенант была из тех, кто видит цель и не видит препятствий. Дальнейший рассказ ворона лишь подтвердил это.

Майнок поступила в отдел сразу после индивидуального обучения. Хотя могла бы выбрать службу при дворе: редкий дар позволил бы ей стать лучшей фрейлиной императрицы. Она бы оберегала Ее Величество от плохого настроения и кручины, — в общем, служила на благо империи и не рисковала жизнью ежечасно. Но Майнок хотела мстить. Таким, как тот, кто ее купил. Таким, как тот, кто ее продал.

— Теперь понимаешь, что у нее с ренегатами свои счеты? Для нее враги короны — ее личные враги.

Он говорил, а я ощущала прикосновения его теплых, сухих, чуть шершавых пальцев к своей холодной бледной, рассеченной ножом коже, которую хотелось прикрыть. Впервые я стеснялась себя. Того, что я такая.

— Значит, ее можно исключить? — уточнила я у ворона, который закончил шить и искал взглядом ножницы, чтобы перерезать нитку.

— Нет, — огорошил меня Ар. — Я не исключаю никого. Просто говорю о том, что у нее должен был быть очень веский повод, чтобы перейти на сторону преступников.

Ножниц на столе не было. Я уже хотела чиркнуть когтем — хоть какая-то польза от моего маникюра — но тут ворон наклонился и просто перекусил нитку зубами. Всего доля секунды, когда даже не его щека — дыхание прикоснулось к моему плечу. И вот странность: я не чувствовала боли, пока игла протыкала меня, а вот этот миг… от этого прикосновения без касания побежали мурашки.

Забота ворона, такая простая, обыденная, позволила мне на несколько секунд почувствовать себя живой, абсолютно и совершенно живой.

— Спасибо, — я поспешила натянуть куртку, закрывая шов.