Попасть в отбор, украсть проклятье - [2]

— А вы? — вопросил Клаус, загребая пятерней свои вздыбленные волосы к затылку.

— А мы с Тайрин пойдем искать ее тело, пока его не сожрали восставшие умертвия.

— Тогда можно и мне с вами? — запальчиво произнес он.

— Похвальное рвение, юноша, но нет. Когда вокруг столько нежити, я предпочитаю думать о том, как не умереть самому, а не о том, чтобы прикрыть спину ротозея. Так что сидите и не высовывайтесь! Но обещаю, что постараюсь спасти девушку, которая вам, судя по всему, не безразлична… — последней фразой старый преподаватель постарался смягчить суровые слова, сказанные ранее.

— Конечно, не безразлична. Я ему семь форинтов должна! — вмешалась, пока мне не приписали, чего доброго, Клауса в воздыхатели или, того хуже, — в женихи.

— Восемь, — машинально напомнил Клаус.

По разочарованному в юных некромантах взгляду преподавателя я заподозрила, что заявление об увольнении ляжет на ректорский стол ещё до окончания семестра.

Меж тем Гыргырницкий дернул на себя ручку двери. Петли заскрипели, а магистр дал приветственный залп серией пульсаров, обеспечив себе возможность выйти. Погост встретил его запахом паленой шерсти и остервенелым рыком.

Впрочем, порою открытая дверь даже святого может ввести в искушение, что уж говорить про нежить. Особенно когда на пороге стоит такой аппетитный некромант. Магистр же, шагнув в кладбищенскую ночь, тут же приступил к срыву продовольственной программы нежити. Мало того, что он, несмотря на свой возраст, лихо перемахнул через ограду и резвым зайцем поскакал меж могил, тем самым наглядно продемонстрировав: его мясо явно жесткое, жилистое и труднодогоняемое, — так ещё и заклинаниями стал швыряться, методично уничтожая ряды претендентов на дегустацию своего филея. Я же летала над могилами, ища свое бесхозное тело или хотя бы то, что от него осталось.

Подмога пришла, когда Гыргыгницкий закладывал очередной круг вокруг мемориала. К слову, случилось это быстро. Подозрительно быстро. Хотя главное кладбище стольной Эйлы и не то чтобы далеко от магистерии, но все же десять минут — это рекорд. А уж когда вместо подмоги в лице преподавателя боевиков и эйра Менханафа я узрела четверых человек в форме карателей, один из которых держал на руках мое тело, мое удивление возросло во сто крат.

У зомби, впрочем, тоже, изумления было — дирижабль и маленький воздушный шар в придачу. Особенно когда их, точно дворовых шавок, черномундирные отловили арканами. Под скулящие звуки и тихую ругань спасательного отряда над кладбищем зажглось несколько магических светляков. Картина впечатляла. Осенняя листва клена казалась причудливым, прореженным молью ажурным кружевом. Под ней стояли несколько покосившихся надгробий. Рядом подвывала шобла умертвий, спеленатых сковывающими чарами. И посреди этого готичного пейзажа — эйр Гыргырницкий с обглоданной бедренной костью наперевес, которую он держал на манер дубинки. Ну да: заклинания заклинаниями, но удар зомби по морде лишним не будет. Особенно если колдануть уже не успеваешь.

— Вы нашли мою адептку! — радостно вскрикнул Гыргырницкий, отбрасывая свое оружие массового поражения. В том плане, что массы, глядя на оное, стояли, смотрели и поражались. К слову, магистр орудовал своим импровизированным дрыном так лихо, что одному перевертышу сломал челюсть, а остальным — психику. Сейчас же, откинув кость в кусты, будто и не держал ее вовсе, а всем, кто увидел оную в его руках — почудилось, Гыргырницкий шустро засеменил к офицеру, державшему на руках мое тело.

Правда, при этом магистр тут же согнулся, положив руку на поясницу, словно в ту резко, как ревизоры в кабинет счетоводов, вступил прострел. И этот маг пару мгновений назад лихо рассекал по погосту с задранной до пояса мантией, деморализуя зомби видом своих подштанников? Сейчас вся его фигура — нет, не сгорбилась, а всего лишь напоминала форму вопросительного знака, словно олицетворяя его искреннее удивление произошедшим, да и в целом сутью мироздания. В общем, Гыргырницкий играл немощь и старческую дряхлость талантливо. С чувством. Мда, не видела бы я его галопа, точно бы решила, что передо мной божий одуванчик. А так… Сдается мне, что наш преподаватель вовсе не так немощен, как хочет порою казаться наивным студиозусам.

Меж тем маг, охая и причитая, доковылял до моего телоносца и споро ухватил меня за руку, готовясь, как мешок картошки, перекинуть себе через плечо.

Каратель, ещё совсем молодой офицер, в первый миг растерялся от такого произвола. Видимо, нежить, погони и убийства были ему по долгу службы привычнее, чем престарелые благообразные маги, ворующие под двумя ясными лунами прямо у него с рук трупы.

— Простите, но убитую мы вам не отдадим, — он опомнился и потянул мое тело к себе.

— Почему? Она моя ученица, я ее на занятие увел, мне ее в магистерию и вернуть нужно, — искренне удивился магистр.

— Увы, не получится, — излишне сурово возразил каратель. — Потому что в ней уже нет главного — жизни.

— Жизнь — это не главное. Главное — это прилагательное, — истинно в духе некромантов ответил Гыргырницкий и, дернув — таки на себя с юношеским проворством мое тело, бодро вскинул его себе на закорки.