Попаданка по обмену, или Альма-матер не нашего мира - [50]

И вновь мне лукаво, но в то же время ободряюще подмигнул. Я расплылась в самой благодарной улыбке, на которую была способна.

С потрясающе вкусной едой расправилась быстро.

Настроение тут же поднялось. Но стоило только вновь повернуться к соседям по столу, как благодушия у меня не осталось.

Да это уже ни в какие рамки не лезет!

Стало жутко обидно. Сидят тут, развлекаются, поглощают вкусную для них и непонятную для меня еду, не поинтересовавшись, надо ли оно мне. А я сижу неприкаянная. И единственный человек, которому до меня есть дело, – прислужник.

– А знаете, я уже сыта. По самое не хочу. – Я аккуратно положила салфетку на стол, хотя жутко хотелось ее швырнуть, и желательно кому-нибудь в лицо. – Неприятно было пообщаться.

Развернулась и ушла. Правда, недалеко. Как только я оказалась в коридоре, аккуратно сползла по стеночке и отключилась.

Глава 16 Не умеешь закатывать истерики – ходи без шубы

Вердж

– Отец, мне нужна твоя помощь.

– Мой гордый сын просит о содействии? А как же твое «я добьюсь всего сам»? – с напускной иронией ответил Рандел Мейнс.

Скулы Верджа побелели, но некромант стоически проглотил эту горькую пилюлю насмешки.

– Не для себя. Вернее, не только для себя, и лишь потому прошу.

– Говори. – Отец цепко, отбросив светский ленивый тон, смотрел на сына.

– Нужна информация об одном из преподавателей. – Некромант протянул листок. – В чем был замечен, может, какие-то темные делишки, враги…

– А расспросить его самого?

– С радостью бы, но он уже неделю как мертв, и воскресить его для ритуала не представляется никакой возможности.

– Жаль, – сочувственно протянул Мейнс-старший.

– Еще как. – Вердж в этот момент полностью разделял чувства отца.

Мельком взглянув на листок, родитель пришел к выводу: ох, и задал его сынуля отцу задачку. Мейнс-старший после печального вздоха ловко перевел тему, кивая в сторону, куда ушла Рина.

– Думаю, можно считать это твоим проигрышем, – довольно протянул Мейнс-старший.

– Ты поспорил на то, что она спокойно просидит весь вечер за столом и слова поперек не скажет, – возразил Вердж.

– Считаешь, этот безобидный выпад чем-то действительно экстраординарным, как ты предполагал?

– Согласись, мало кто из местных так бы смог.

– Я ожидал большего.

Договорить они не успели.

– Там вашей гостье стало плохо, – сообщил появившийся дворецкий и чопорно удалился.

Вердж не мог сидеть на месте, поэтому мерил шагами коридор, пока целитель осматривал иномирянку. Он уже хотел зайти в комнату, из которой его уже не раз прогоняли, когда врачеватель наконец-то вышел.

– Как она? Что с ней? – засыпал вопросами некромант лекаря.

– Обычное переутомление. Возможно, оно было спровоцировано магическим истощением, – предположил целитель.

«Когда Рина успела переутомиться, да еще и магически? – подумал Вердж. – У нее этой магии всего ничего, да и пользоваться она ею не умеет…» Лишь спустя несколько мгновений ему вспомнилось: Рина говорила, что сегодня их собирались проверить на наличие и особенности дара.

Так стыдно Верджу не было никогда в жизни. Что же он натворил?! Потянул ее на встречу с родителем, не дав отдохнуть, а потом казавшаяся на первый взгляд безобидной шутка с едой. Еще и спор этот глупый…

Рина

Я почувствовала, как ноги мои подкосились, словно в них не осталось костей, лишь медузообразная масса, и успела прислониться к стене, по которой и сползла. Отчего-то дико захотелось захохотать, вот только сил смеяться не было. Я не потеряла сознания в полном смысле этого слова. Связь с действительностью была какой-то призрачной, эфемерной, как через поволоку плотного тумана.

Подбегающий некромант, сразу же взявший меня на руки. Его: «Рина, Риночка, что с тобой? Очнись!» Обеспокоенный голос его отца, вопрошающего: «Что случилось?» Я видела и суету слуг, сквозь длинные пушистые опущенные ресницы, но все это было одновременно рядом и так далеко, безразлично. Впрочем, одна мысль, связная, осязаемая, с некоторым оттенком злорадства, все же присутствовала. Интерпретировать ее цензурно можно было лишь словами классика: «А вот теперь ты ж поди, попляши». Нелитературный вариант был гораздо точнее: «Довыеживалось великосветское семейство до обморочных девиц в коридорах». По натуре я не считала себя никогда мстительной редиской, но в этой ситуации поймала себя на том, что наслаждаюсь растерянностью противников и, дабы не вызывать подозрений, отрубилась окончательно.

Эх, ощущение от первого в жизни пережитого обморока были как наутро после поиска истины в бутылке вина, причем не одной, и не только вина, и запитого ядреной самогонкой: голова раскалывалась, в теле присутствовало ощущение вселенской усталости, и не было никакого желания шевелиться. Во рту почему-то тоже: словно дятел-стахановец свил гнездо, отдолбил положенную смену, а потом, нагадив, улетел.

Я нехотя открыла глаза. Комната. Просторная, богато обставленная. Явно не общежитие – не иначе резиденция Мейнсов. Скосила взгляд на прикроватный столик. Склянка, от которой за версту разило спиртом, и чайная ложечка рядом с ней были ответом на вопрос: «Откуда у меня во рту столь дивная амброзия?» Похоже, данным зельем меня и отпаивали, чтобы привести в чувство.