Попаданец в себя, 1970 год - [40]

В древней сказке лесной мечтой.

Пробежит по тайге игрушечный,

Нежно-плюшевый серый волк,

И ударит картечью пушечной

Оловянный потешный полк.

А луна всего на три четверти,

Полнолуния ждать и ждать…

Оторву на рубахе петельки:

Счастье по лесу раскидать.

Столь же удачно писался роман. Роман – предостережение, фантастика апокалипсиса, вести из 2020 года. Я ничего не выдумывал, даже сюжет не изобретал, мой герой – молодой поэт просто замерз в 1970 в тундре под Норильском, а когда его нашли в 2020 году и разморозили, ожил. Но начал стремительно стареть. Он проживет два месяца, но за это время успеет получить материальную независимость от благотворителей и объездить всю планету. Подмечая, как гибнут леса и болота – легкие Земли; как гибнут моря и океана, задыхаясь бензиновыми парами и пластиковым безумием; как вместо вкусных овощей на прилавках магазинов появляются безвкусные уродцы гидропоники, а фрукты сохраняют свежесть месяцами, мумифицируясь. Он будет пить молоко, которое не скисает: он будет жарить белесую яичницу от кур, не видевших землю и траву с солнцем; он будет носить пластиковую одежду, от которой кожа покрывается алыми пятнами и дышать воздухом, в котором почти нет кислорода. И стареть, так как организм наверстывает процессы, заторможенные льдом.

Но моему герою не суждено будет умереть от старости – он умрет от гриппа, от пандемии китайского боевого коронавируса!

Книга дошла до половины. Мой герой в Финляндии, где отрицательная рождаемость. Прирост населения вычисляется разностью между количеством родившихся и умерших на данной территории за определенный период времени. Если родилось больше, чем умерло, то естественный прирост положительный. Если родилось меньше, чем умерло, то естественный прирост – отрицательный, иначе говоря – убыль населения.

Финляндия не единственная европейская страна, которая столкнулась с проблемами прироста населения. Пока Финляндия остается богатой европейской страной. За подходящих приезжих специалистов уже идет борьба – например, медсестры просто нарасхват.

Но низкий уровень рождаемости – словно моток колючей проволоки, который опутывает все проблемы финнов.

Поля, отвоеванные кровью и потом, достанутся лесным хищникам. Церковный перезвон будет раздаваться среди пустых домов.

Старшее поколение будет жить во все более стесненных условиях, потому что число людей, обеспечивающих им пенсию, сократится. Все узнают жестокую правду. Прибавочную стоимость приносит не техника, а человек, но финнов скоро станет слишком мало.

Сейчас мой новый герой пишет жесткое стихотворение про аборты:

Меня убили, хоть я не родился,

Как модно стало нынче убивать:

Брать зернышко, в котором появился,

И хладнокровно в писсуар бросать.

Я не родился, а меня убили,

И раньше убивали много раз,

Таблетками, уколами травили,

Чтоб не открыл ни разу своих глаз.

Я не смогу родиться в этом веке.

Я, даже, веки не смогу открыть.

Какой-то непорядок в человеке,

Который может запросто убить.

Не счесть всех трупов за одно столетье –

Как быстро людоеды входят в раж, –

Чтоб я не проявился в этом свете,

Абортами берут на абордаж.

Зачем сливаться людям в наслажденье,

Когда итог банален и уныл:

То – не любовь, а просто – упражненье,

Чтоб кто-то не рождался и не жил.

Чтоб не было на свете Паганини,

Чтоб Моцарт не сыграл свой "Реквием",

Чтобы никто не повторился в сыне,

И дочерей чтоб не было совсем.

Как хорошо не нянчиться с младенцем,

А в театре куклу к сердцу прижимать,

Как хорошо жить логикой – не сердцем,

И здравые поступки совершать.

Сибирский кедр в скалах прорастает,

Поскольку уронил в скалу зерно,

А человек зерном пренебрегает,

Как будто бы отравлено оно.

Волчица за волчонка в схватку с тигром

Способна без раздумия вступить,

А человек играет в злые игры

Под кодовым названием: "любить".

О, как легко рифмуется с любовью

Еще не проявившаяся боль,

Любовь ассоциируется с кровью,

Но только это – секс, а не любовь.

Любить – убить: поганое созвучье,

Любить – и жить: чудеснее звучит…

А кто-то до рождения замучен,

А кто-то никогда не зазвучит.

Оборванные звуки аритмичны,

Оборванные струны – скрипки плач,

Но наши судьбы более трагичны,

Ведь наша мать – наш собственный палач.

Нас убивают, чтоб мы не родились,

Абортами идут на абордаж,

Ни разу мы на свет не появились,

Мы в мире существуем, как мираж.

Убит за девять месяцев до жизни,

Продуманно заранее убит…

А кто-то правит бал на смертной тризне;

А кто-то на прием к врачу бежит.

Кто-то дернул меня за рукав энцефалитки. Я оторвался от клавиш печатной машинки «Эрика» (прозу я пишу сразу для издательства, а стихи – рукой, пером) и посмотрел на наглую белку, избаловал я её вкусным печеньем.

Глава 35

По первой пороше добрый охотник с мелкашкой и лайкой идет белковать. А у меня ни ружья, ни желания кого-либо убивать зазря. Тем более – бельчат, которые давно хозяевами себя чувствуют на моем стойбище!

Но зима вскоре вступит в полную силу, а у меня нет удобного туалета. Конечно, в холода я жопу морозит по кустам не буду, в ведро оправлюсь, но хоть яму поглубже для отходов вырыть надо, метра на три. А весной поставлю там и туалет, будку с дыркой в полу.

Так что нынче я – крот, со штыковой лопатой!