Понять Путина. Политика здравого смысла - [16]

* * *

Весной 1969 года произошла серия столкновений между китайскими и советскими вооруженными силами на отдаленном участке китайско-советской границы вдоль реки Уссури в Сибири. Исходя из опыта истекших двух десятилетий, Вашингтон поначалу не сомневался в том, что эти стычки были спровоцированы фанатичным китайским руководством. Но именно тяжеловесная советская дипломатия заставила в этом усомниться. Ибо советские дипломаты стали предоставлять детальные свидетельства советской версии событий в Вашингтон и заодно спрашивать, как Америка отнесется к тому, если произойдет эскалация этих столкновений.

Беспрецедентная советская готовность консультироваться с Вашингтоном относительно вопроса, по поводу которого Америка не проявила особенной озабоченности, заставила нас задать себе вопрос, не являются ли подобные брифинги зондированием почвы перед советским нападением на Китай. Подозрения только усилились, когда проработка вопроса американской разведкой, на которую ее подтолкнули советские брифинги, показала, что стычки неизменно имели место неподалеку от крупных советских баз военного снабжения и вдали от центров китайских коммуникаций: такого рода схема соответствовала лишь тому, что агрессором на деле были как раз советские вооруженные силы. Новым подтверждением такого вывода послужил факт беспрецедентного сосредоточения советских сил вдоль всей советско-китайской границы протяженностью в 4000 миль, численность которых за короткий срок составила свыше сорока дивизий.

Если анализ администрации Никсона был верен, то назревал крупный международный кризис, даже если большинству об этом не было известно. Советское военное вторжение в Китай означало бы самую серьезную угрозу глобальному соотношению сил со времен Кубинского ракетного кризиса. Распространение «доктрины Брежнева» на Китай предполагало бы, что Москва попытается сделать пекинское правительство столь же смиренным и покорным, каким в предшествующем году стало не по своей воле правительство Чехословакии. Наиболее многочисленная из наций мира была бы подобным образом подчинена одной из ядерных сверхдержав — зловещая комбинация! Она привела бы к восстановлению столь опасного китайско-советского блока, монолитный характер которого внушал такой страх в 50-е годы. Способен ли был Советский Союз воплотить на практике подобный проект, до сих пор остается весьма неясным. Однако стало очевидным, особенно для администрации, основывающей свою внешнюю политику на геополитических концепциях, что на такой риск идти нельзя. Если говорить о соотношении сил всерьез, то тогда даже перспектива геополитического переворота должна получить отпор; ибо к тому времени, как перемены действительно произойдут, противодействовать им окажется слишком поздно. Как минимум стоимость противостояния возрастет в невероятной степени.

Такого рода соображения заставили Никсона принять летом 1969 года два решения чрезвычайного характера. Первое — отказаться от постановки всех тех вопросов, которые являлись содержанием имевшего место китайско-американского диалога. На Варшавских переговорах была разработана повестка дня столь же сложная, сколь и отнимающая время. Каждая из сторон подчеркивала свои обиды: китайские касались будущего Тайваня и китайских активов, секвестированных в Соединенных Штатах; Соединенные Штаты добивались отказа от применения силы в отношении Тайваня, участия Китая в переговорах по контролю над вооружениями и урегулирования американских экономических претензий к Китаю.

Вместо этого Никсон решил сосредоточиться на более широких аспектах китайского подхода к диалогу с Соединенными Штатами. В первую очередь следовало определить объем и контуры китайско-советско-американского треугольника. Если бы стало очевидным, что Советский Союз и Китай больше боятся друг друга, чем Соединенных Штатов, у американской дипломатии появились бы беспрецедентные возможности. Если на этой основе отношения улучшатся, традиционные вопросы повестки дня решатся сами собой; если же отношения не улучшатся, традиционные вопросы повестки дня так и останутся неразрешенными. Иными словами, практические вопросы будут решены как следствие китайско-американского сближения, а не в качестве его предпосылки.

* * *

Реализуя стратегию превращения мира, основанного на противостоянии двух держав, в стратегический треугольник, Соединенные Штаты предприняли в июле 1969 года серию односторонних инициатив, чем продемонстрировали перемену подхода. Был снят запрет на поездки американцев в Китайскую Народную Республику; американцам было разрешено ввозить в Соединенные Штаты изготовленные в Китае товары на сумму в сто долларов; а также были разрешены ограниченные отгрузки зерна из Америки в Китай. Эти меры, пусть даже незначительные сами по себе, наглядно показывали новаторство подхода Америки к решению накопившихся международных проблем.

Государственный секретарь Уильям П. Роджерс раскрыл суть этих намеков в программной речи, одобренной Никсоном. Он заявил в Австралии 8 августа 1969 года, что Соединенные Штаты приветствовали бы, если бы коммунистический Китай стал играть важную и существенную роль в азиатских и тихоокеанских делах. Если китайские руководители откажутся от интроспективного «видения мира», то Америка «откроет каналы связи». В самом теплом заявлении, сделанном американским государственным секретарем относительно Китая на протяжении двадцати лет, Роджерс привлек внимание к односторонним инициативам, предпринятым Америкой в экономической области, назвав их шагами, предназначенными для того, чтобы «помочь напомнить людям континентального Китая о нашей исторической дружбе с ними».