Понары: Дневник Саковича и остальное - [23]

ским страхом, возле уха, на пряди волос, повисла гребенка, она

хватает дочку... Не могу смотреть. Воздух раздираем таким страш­

ным визгом убиваемых людей, и все-таки в нем можно различить

голоса детей, на несколько тонов выше, точно такие, как плач-вой

кошки по ночам. Этого не воспроизведет никакая буква, придуман­

ная людьми!

...Еврейка сначала падает ничком, потом переворачивается

навзничь и, водя рукой по воздуху, ищет ручку своего ребенка. Я

не слышу, но по губам малышки вижу, что она зовет: "Маме!"... На

голове у нее трясется тряпочный бантик, и, нагнувшись, она хвата­

ет мать за волосы. Вы думаете, эти палачи, каты, гестаповцы, эсэ­

совцы, эта полицейская сволочь, набранная, чтобы убивать, рож­

дались не так, как мы, думаете, у них не было матерей? Женщин?

Ошибаетесь. Они — как раз из самой что ни на есть людской глины,

по-людски озверевшие, бледные, как снег, который здесь когда-ни­

будь выпадет, они — как сумасшедшие, как дикари в пляске, в

движениях, в безумных жестах, в убивании, стрелянии... Как ина­

че объяснить, что этот совершенно обезумевший полицай хватает

еврейку за правую ногу и пытается тащить ее между рельсами, весь

сгорбившись, с такой перекошенной мордой, словно саблей наис­

кось рассеченной, — куда?! зачем?! Женские ноги раздвигаются,

левая зацепляется за рельс, юбка съезжает к поясу, открывая серые

от грязи трусы, а ребенок хватает волочащиеся по камням волосы

матери и тянет их к себе, и не слышно, а видно, как она воет: "Мам-

м-ме!"... Изо рта влекомого тела теперь хлещет кровь... Частая сте­

на мундиров на мгновение заслоняет картину... А потом какой-то

латыш поднял приклад над торчащими вихрами, связанными на

темени обрывком тряпки как бантиком, и... я судорожно закрыл

глаза, и мне казалось, что кто-то зазвонил. И правда, зазвонил —

железнодорожник, конвульсивно сжимавший руль моего велосипе­

да, вцепился пальцами в звонок, невольно судорожно дер-нул его,

наклонился вперед и блюет; он блюет на гравий перрона, на по­

крышку переднего колеса, себе на руки, мне на башмаки, блюет в

судорогах, подобных конвульсиям, в каких умирают люди на рель­

сах...

Еврей хотел перепрыгнуть платформу — раненный в ногу, он

упал на колени, и теперь я слышу отчетливо и по отдельности:

плач, выстрел, хрип... Ох, а этот что делает?!!! Вон тот, там, рядом,

не дальше сорока шагов, в черном мундире! Что он хочет еде... Рас­

ставил ноги возле столба, скособочился, замахнулся двумя рука­

ми... Еще секунда... Что он держит?! Что у него в руках?!!! Господи

Иисусе! Господи Боже! что-то большое, что-то страшно страш­

ное!!! замахнулся и — шмяк головой ребенка об телеграфный

столб!.. А-а-а! а-а-а! а-а-а! — закаркал кто-то возле меня, а кто —

не знаю. А в небе... нет, не в небе, а только на фоне неба от удара

задрожали телеграфные провода.

Не все евреи выскочили из поезда. Большинство осталось, ско­

ванное страхом, парализованное, с той искоркой, наверное, не

столько уже надежды, сколько безумия, что это-де недоразумение,

им же официально сказали, что они "едут на работы в Кошедары”.

(Так говорили всем этапам, отправляемым в Понары.) Были и та­

кие, что выскочили, а потом испугались и стояли у вагонов выпря­

мившись, оцепенев, словно дисциплинированностью по отноше­

нию к своей смерти хотели от нее откупиться. Этих расстреливали

на месте, так, как стояли.

Как долго могло "это" продолжаться? Один Бог, который на­

верное смотрел и видел даже сквозь густые тучи этого дня, мог по­

считать минуты. Однако время, видимо, подходило к одиннадцати,

так как с юга шел скорый поезд из Берлина через Вильно в Минск,

не останавливавшийся в Понарах. Машинист, видя толпу на рель­

сах, уже издалека принялся давать бешеные свистки, и видно было,

что тормозил. Но стоящий с края станции гестаповец энергично

замахал, чтобы не останавливаться. Машинист пустил боковой

пар, с шипом пошедший белыми клубами, и, на минуту закрывая

вид происходящего, проехал по трупам и раненым, раскраивая ту­

ловища, конечности, головы, а когда он исчез в туннеле и пар раз­

веялся, остались уже только большие лужи крови и темные пятна

бесформенных тел, чемоданов, узлов — все они лежали похожие

друг на друга и неподвижные. И только одна голова, срезанная у

самой шеи и покатившаяся на середину пути, отчетливо выглядела

головой человека.

Поезд с остатками евреев стоял, уже плотно охраняемый, а

выстрелы, еще частые, но уже более отдаленные, разносились по

лесу и среди строений поселка.

Потом говорили, что нескольким десяткам евреев все-таки

удалось сбежать. Остальных отправили на "базу". Еще говорили,

что таких эшелонов в том месяце прибыло около семи. Говорили

также, что применены специальные меры конвоирования, чтобы в

будущем не повторялись случаи, подобные тому, свидетелем кото­

рого я был.

'Ожел Бялы" 1945

,

No35 (170)

6.

ПОНАРЫ (Рассказ инженера Ю. Фарбера). Подготовила к печати Р. Ковнатор.

ПОНАРЫ (Рассказ инженера Ю. Фарбера).

Подготовила к печати Р. Ковнатор.

— Я по профессии инженер-электрик. До войны я жил в Москве, работал в Научно-исследовательском институте связи и заканчивал